И жизни лик подернулся гримасой:

Метался компас, буйствовал народ,

А над Землей и над людскою массой

Свершало Солнце свой законный ход.

О ты, узревший солнечные пятна

С великолепной дерзостью своей,

Не ведал ты, как будут мне понятны

И близки твои скорби, Галилей!

Спустя много лет инквизиторы нашего времени будут пенять Чижевскому на то, что с этими “пятнами” он посмел связывать помрачения в делах человеческих – эпидемические и социальные катастрофы, неурожаи, моровые поветрия… В кровавой и мутной замяти конца века мы видим наглядное подтверждение его идей. А в спецслужбах разных стран ныне целые отделы занимаются анализом солнечной активности...

ЕГО ПРЕДКИ по матери были из Невьянов – голландцев, прибывших в Россию при Петре I и верно служивших новому Отечеству. По линии отца в нем текла примесь польской крови. В 1915–1916 гг., следя за происходящим на русско-германском фронте, где находился со своим артиллерийским дивизионом его отец, Александр Чижевский сделал поразившее его современников открытие. Усиление солнечной активности, фиксируемое в телескоп, совпадало по времени с активизацией боевых действий. Заинтересовавшись, он провел статистическое исследование среди родных и знакомых на предмет возможной связи нервно-психических и физиологических реакций с появлением вспышек и пятен на Солнце. Математически обработав полученные таблички, он пришел к потрясающему выводу: Солнце влияет на всю нашу жизнь гораздо тоньше и глубже, чем это представлялось до этого.

Наше светило – дирижер стихийных процессов на Земле? Бунты, войны, революции, массовые психические “эпидемии”, – всё подчиняется некоей “воле” извне? Признать подобное было более чем смело. Не случайно и Циолковский, выслушав Чижевского, выразительно постучал по своему темени: “А как вы учтете это?”

ЧИЖЕВСКИЙ НЕ ИГНОРИРОВАЛ роли личности, экономических, политических и других “двигателей” истории, что ему впоследствии приписывали недоброжелатели. Он не был фаталистом и неоастрологом, в чем его с пеной у рта обвиняли всю жизнь. Он был ученым, изучавшим факты. И вот будущий историк-археолог, готовивший магистерскую диссертацию на тему “Русская лирика восемнадцатого века”, зарывается в исторические хроники и летописи. Оказывается, испокон веков люди с удивительной ясностью чувствовали влияние Солнца, отражая это в мифах и религиях. “Я лишь облек древнюю мысль в форму таблиц и графиков и показал возможность прогнозирования стихийных событий на Земле”, – говорил ученый. Несмотря на спорность темы, ему удалось в 1918 г. защитить в МГУ докторскую диссертацию по всеобщей истории и открыть первую страницу историометрии. Выбранный путь требовал естественно-научных подтверждений – и Чижевский заканчивает еще физический и медицинский факультеты Московского университета. На вопрос, чему он, собственно, посвятил себя, ученый с некоторым вызовом отвечал: “Электричеству жизни!”

СУДЬБУ ЧИЖЕВСКОГО легкой не назовешь. Вокруг его жизни сплетено множество небылиц, хотя в ней есть действительно загадочные страницы. Говорили, например, что большевики ненавидели и боялись его и потому-де упрятали в лагеря. На самом деле арестовали его во время войны в эвакуации по банальному бытовому доносу. Как он сам рассказывал, следователи НКВД, сочувствуя ему, постарались сделать все, чтобы он получил минимальный срок – 8 лет. В шарашке и лагерях, где он отбывал, находились начальники, позволявшие ему вести исследовательскую работу. Грязью в печати его действительно поливали всю жизнь, но частенько это делали не партийные идеологи, а коллеги-ученые.

Чижевский не вписывался в цеховые рамки “большой науки”.

После первых же публикаций 20-х годов о влиянии солнечных циклов на земные события на ученых собраниях его стали клеймить “солнцепоклонником” и “мракобесом”... “У меня требовали официального отказа от многолетних исследований, покаяния и публичного осквернения собственных работ…. Это было даже зафиксировано в протоколах ВАСХНИЛ”, – рассказывал впоследствии ученый.

На защиту своего друга решительно выступил К.Э. Циолковский. В декабре 1926 г. в США профессор Колумбийского университета Владимир де Смитт доложил своим коллегам о работах Чижевского. Сообщения вызвали настоящую сенсацию, и многие научные общества стали избирать русского ученого своим действительным и почетным членом. Это лишь добавило желчи его оппонентам в СССР. С сочувствием отнесся к А.Л. Чижевскому народный комиссар здравоохранения Н.А. Семашко, чем навлек на себя недовольство Сталина. Но вот Семашко лично встречается с “вождем народов” – и дело улаживается! Рассказывают, что уже после войны в ответ на попытки “доброхотов” подвести Чижевского под новый срок, Сталин сказал: “Надо еще посмотреть, враг ли он”. Видимо, Солнце в тот момент благоприятствовало Чижевскому…

ЕЩЕ ОДНА ЛЕГЕНДА приписывает Чижевскому участие в некоей закрытой советской спецлаборатории, основной задачей которой была выработка алгоритма управления психикой больших масс людей. На самом деле ученый в конце 20-х годов работал консультантом лаборатории зоопсихологии в Уголке Дурова, где Бехтерев и Кажинский проводили опыты по телепатическому воздействию на животных. Чижевский же занимался там вторым своим излюбленным научным направлением – аэроионизацией воздуха и, между прочим, продлил вдвое жизнь любимой обезьяне Дурова.

Была и частная поддержка некоторых ученых, но официально Чижевский оставался для академии и властей предержащих чудаком-сумасбродом. Безвредным, но подозрительным.

Поступив на работу зав. лабораторией в один из трестов, он продолжал свои исследования по аэроионаторам. Смекнув, что на этом можно сделать деньги, директор треста попытался “раскрутить” немедленное производство еще “сырых” приборов. Чижевский отказался: “Не хочу работать с проходимцами”. Ушел на пенсию и, почти замкнувшись в своей маленькой квартире на Звездном бульваре, продолжал работать в одиночку. Писал воспоминания, картины, стихи. Размышлял о Космосе.

ОН НЕ БЫЛ ПОХОЖ на классического ученого-чудака. Подтянутый, выглядевший значительно моложе своих лет, но самое главное – доброжелательный, всем своим обликом сеющий вокруг себя свет. Любознательный, сдержанный в оценках, но необычайно реактивный в любом своем несогласии – таким помнят его все, кто с ним общался в последние годы жизни...

“Какой же он ученый – ведь он пишет стихи” – высказался о Чижевском некий академик. Александр Леонидович сам чрезвычайно стеснялся своих поэтических опытов, хотя о них с одобрением отзывались в свое время Валерий Брюсов и Вячеслав Иванов, Максимилиан Волошин и Павел Флоренский...

“В 1916 г., – рассказывал Чижевский, – я издал в Калуге сборник своих вирш... Потом, много лет спустя, выкрал из Ленинской библиотеки хранившийся там экземпляр и сжег”. “Из вас вышел бы неплохой поэт, если бы вы меньше увлекались наукой, – сказал ему Маяковский. – Поэзия и наука очень ревнивы: они не признают любовниц”.

“Брак” Чижевского был заключен, несомненно, с наукой – и, несмотря ни на что, это был счастливый брак.

УМЕР ЧИЖЕВСКИЙ погожим декабрьским днем 1964 года. Его хоронили на Пятницком кладбище в Москве (недалеко от Рижской эстакады). Был только узкий круг друзей и последователей. Кто-то принес вышедший аккурат в день похорон номер “Партийной жизни”, где некий борзописец потешался над “выжившим из ума шарлатаном по имени Чижевский”.

Солнце в этот день светило ярко и торжественно.

Леонид Голованов, Андрей Самохин