Н. П. ПЕТЕРСОНУ

16 октября 1891. Москва

Глубокоуважаемый и дорогой друг Николай Павлович

Благодарю Вас за присылку 14-и листовой рукописи¹ и за настоящее письмо от 10-го октября². Я полагал, что и Вы, подобно и всей нашей интеллигенции, не обратили никакого внимания на американский опыт искусственного^* дождя, произведенный так кстати во время нашего страшного неурожая от бездождия⁴. Бедствия, происходящие от слепой силы, вынуждают нас то самое оружие, которое назначалось против себе подобных, обратить против этой бесчувственной, неразумной силы и пригласить разумные силы к общему действию. Но разумные силы оказываются бесчувственнее самой стихийной силы. Слепая сила, поражая нас бедствиями, как бы напрашивается, навязывается, требует под страхом истребления руководительства. А ученое сословие остается глухо и слепо к этим вызываниям и продолжает ковать оружие для истребления себе подобных из-за мануфактурных игрушек. Даже духовенство, кажется, не замечает в этом совпадении американского опыта с нашим неурожаем указаний свыше и не предполагает, что он, этот опыт, может получить истинно христианское назначение^**, и военная интеллигенция не хватается обеими руками за это средство, которое может сделать войско безусловно христолюбивым. Обращаемся ко всем, которые считают войско христоненавистным учреждением и думают бранью уничтожить войну, с вопросом: что лучше — не воевать только и бросить оружие или употребить его на спасение от неурожаев, от метеорических погромов, подобных нынешнему?^*** Хуже всех других сословий отнеслись к этому опыту техники. На сообщение г. Старкова в одесском Техническом кагале или синедрионе «последовали прения пессимистического характера о целесообразности упомянутого средства против засухи» ( «Русск[ие] Вед[омости]» № 280)⁷. Может быть, они иначе взглянули бы на него, если бы эти орудия и снаряды назначались для поливания улиц, а не полей, если бы они назначались не для спасения от голода, а для увеличения комфорта. Для техников, привыкших к игрушечным экспериментам, недоступно, непонятно величие этого опыта. Техники сами себя осудили, когда, отвергнув целесообразность американского средства, они не заменили его другим средством, и даже не искали этого средства, притом отвергли данное опытом не другим же опытом, а лишь словами. А между тем наше положение таково, какого не было от начала русской Истории: ни татарский погром, который прошел лишь полосой, подобно градовой туче, ни ляхолетие не могут идти в сравнение с нынешним воздушным или Метеорическим погромом. Знойные ветры пустынной Азии, пожигая всякий злак, произвели большее опустошение, чем орды, которые она (Азия) на нас высылала; а влажные ветры Запада опустошили Крым, разорили Кавказскую дорогу... Океан и Пустыня, эти две слепые силы, вступили в союз против нас, но не победили нашего равнодушия, косности. Разнуздав эти силы, Г[оспо]дь указал и на средство... Если метеорический погром открывает Санитарно-продовольственный вопрос, то слух о подоходном налоге дает нам возможность поднять вопрос о переходе нашего общества от юридического к нравственному состоянию, ибо можно будет обратиться к правительству с просьбою, чтобы к требованию обязательного налога присоединить предложение добровольного взноса и соединить в одних руках и налог, и его пожертвование, а не раздроблять последнее между частными обществами, которые не только менее заслуживают доверия, но могут вести и не к единению...⁸ Этот антипарламентский способ действия будет началом нашего освобождения от влияния парламентской Европы и от подражания ей.

Если к вопросам продов[ольственно]-санит[арному] и к вопросу о переходе от юридико-экон[омического] к нравств[енному] или родственному присоединим открывающиеся вопросы: Дарданельский, или о проливах, и Памирский, или о горных проходах⁹, то легко уже понять, что î нужно, чтобы соединить все эти вопросы в один и придать ему высшее значение? Борисов, которому я сообщил, по его настоятельной просьбе, заметки о современ[ном] положении, о подоход[ном] налоге, поступил тоже подло, но все не так подло и коварно, как Соловьев¹⁰.

Глубоко уважаю[щий] и иск[ренне любящий] Н. Федоров

Свидетельствую мое глубочайшее почтение Юлии Владимировне и всему Вашему семейству.