Н. П. ПЕТЕРСОНУ

27 апреля 1892. Москва

К Церк[овному] распр[еделению] Чтений или Эст[етическому] Бог[ословию].

К первым 2–5 неделям Поста¹.

Глубокоуважаемый и дорогой друг

Николай Павлович

Статья о будущности войска² должна быть ответом и на вопрос о самом коренном средстве спасения от динамитных погромов или заговоров, от подпольных, сословных, внутренних гражданских войн или революций. Употребление городского пролетариата, как подлежащего воинской повинности, или военной службе, вооруженной или снабженной и снабжаемой всеми изобретениями цивилизации, — для испытания их (изобретений) как средств против засух и ливней, т. е. как орудий атмосферной регуляции, такое употребление городского населения на службу селу, т. е. на службу общую, и должно спасти от внутренних раздоров, усобиц. В таком употреблении заключается переход от городского язычества или духовного лишь христианства к сельскому христианскому делу, к культу Ильи громовника.

Рознь была причиною обоготворения слепой силы, носящей в себе голод, язву и смерть, т. е. Ваала, Индру, Зевса, Юпитера, Перуна.., потому что рознь же была причиною невежества, а следовательно и бессилия (грехи земли).

При разъединении человек мог знать себя только как члена отдельного народа или как только самого себя, а природу — в объеме отдельной местности, т. е. в очень ограниченных пределах места и времени. Эта ограниченность кругозора и заставила преклониться пред явлениями неизвестно откуда приходящих сухих и влажных токов (ливней и засух), обусловливающих голод и следующие за ними болезни. Но не все, однако, преклонились пред неведомою силою, потому что были люди, которые за слепыми явлениями провидели благую и разумную силу, орудиями которой и желали, и даже думали быть. Таков был Илия. Он был более, чем пророк, ибо был человеком не слова только, но и дела и главным образом дела. С одной стороны, он громил поклонников слепой силы, силы гроз и дождей, а с другой, сам низводил на землю огнь и дождь³, конечно показывая этим, что не поклоняться, а управлять этою силою должен человек.

Естественно, эта сила м[ожет] б[ыть] управляема только совокупными усилиями знания и труда всех людей. Какою же силою Илья действовал, или же он был мифом, т. е. в нем, в Илии, в сказании об Илии выражено желание стать орудиями всеблагого могущества в управлении слепою силою природы?

Но если окажется, что орудия, придуманные человеком для взаимного истребления, станут средством спасения от последствий другого зла, человеком же учиненного, т. е. расхищения природы, то такое превращение величайшего [зла] — полноты зла — в самое высшее благо не свидетельствует ли о существовании всеблагой причины. Отрицая телеологию знания, мы вынуждены признать телеологию действия. Это доказательство не от знания, а от действия. Человек, подчиняясь слепой силе, достиг, с одной стороны, в деле взаимного истребления (создавая и предметы и орудия вражды), а с другой стороны, в деле расхищения, истощения естественной силы и во внешнем мире и в себе самом, всевозможного совершенства, так что обеспечил свою погибель, убедившись, что и вне себя и вне мира нет ничего благого. А между тем оказывается, что эти самые орудия истребления могут стать при объединении не только средствами восстановления расхищенной силы, но и воскрешения истребленных существ, так что человек, лишаясь господства над себе подобными, получает власть над слепою силою.

Чем же тогда будет «вещь в себе», «непознаваемое»? Но только человеческому роду, объединенному в общем деле, откроется тайна всеблагого существа. В настоящее время вопрос, какою силою действовал Илия, неразрешим. Для нас Илия является протестом против поклонников слепой силы, к коим принадлежат все неверующие, все ученое сословие. Деятельность Илии начинается возвещением бездождия, разве по его слову. Такое наказание было естественным последствием для земледельческой страны, уклонившейся в городскую жизнь, по примеру своих соседей финикиян, или хананеев⁴. Но если наказание не привело к цели, то не нужно забывать, что Илия не считается умершим, а признается предтечею будущего пришествия. «Вот я пошлю к Вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он примирит сердца отцов с детьми и сердца детей с отцами, чтобы я, пришед, не поразил землю проклятием» (Малах. IV. 5 и 6). Это последние стихи последнего пророка ветхого Завета, которые не вполне приводятся в I гл. 17 стих[е] Евангелия Луки и которые взяты эпиграфом (3) во втором предисловии⁵. Очевидно, что проклятие в том только случае грозит, если примирение не состоится.

Я не знаю, почему бы опыты Каразина и т. п., осуществленные народами и сословиями всех стран, обращенными в армии, не признать явлениями «в духе и силе Илии»⁶, ибо эти опыты, обращая армию в орудие спасения от голода, от засух и ливней, не только уничтожают войну международную, но и войны сословные, т. е. действительно приносят примирение. Замечательно, что культ Илии получил особенную важность у славянских народов вообще, а в России в особенности. Первым храмом в Киеве еще до Владимира, до Ольги, до принятия веры князьями, как видно из договоров с греками, был храм Св. Илии, названный почему-то даже соборным. Даже в Константинополе культ Илии получил особенную важность при Императоре Василии Македон[янине]⁷ вместе с усилением славянства в империи и даже, как полагают, заимствован им у славян. У нас Илия был почитаем как громовник, как дождевик, как плододавец. Илия Сухой и Илия Мокрый. Так назывались две церкви в Новгороде — в одной молились о дожде, в другой испрашивали ведра⁸.

День празднования Илии (огнем повитого, пламенем вскормленного) отнесен ко времени наибольшего проявления грозовой силы⁹, пред жатвою и посевом [озимого], к перелому в лете, когда не только Солнце идет на зиму, но и лето поворачивает к холоду, когда северные животные начинают подвигаться к югу.

Если славянское племя преимущественно усвоило себе культ Илии, то, конечно, потому что заняло самую глубь материка, суши. В этой стране и Архангелы Михаил и Гавриил и Св. Георгий стали громовниками, и даже Николаю Чудотворцу усвоено проименование Мокрого.

Иногда народное сказание соединяет этих громовников в общем деле борьбы с злыми духами континента: Юрий заряжает; зажигает и направляет Гавриил. А эти злые духи, конечно, ливни и засухи, или — полнее — голод, язва и смерть. Наконец, народное сказание заставляет и падших в боях на земле бороться на небе с сказанными врагами, т. е. делает и их громовниками. А нам остается пожелать, чтобы и живущие воины, по молитвам падших и всех святых громовников, вступили в борьбу и получили победу и одоление над воздушными супостатами.

Посылаю Вам эту статейку, хотя она нуждается в большой обработке и не в одном только языке.

Свидетельствую мое глубочайшее почтение Юлии Владимировне и всему Вашему семейству.

27 апреля

1892