Н. П. ПЕТЕРСОНУ

Между 15 ноября 1893 и 23 января 1894. Москва

Глубокоуважаемый и дорогой друг Николай Павлович

Недавно был в Музее автор «Страшного вопроса», разрешаемого не-думанием и не-деланием, по его, конечно, мнению. Он продолжает искать себе союзников на Дальнем Востоке для распространения «не-делания» на всем Западе и особенно у нас. Наделенный десятью талантами, он хуже с ними поступает, чем получивший один талант. Сам он не зарывает своих талантов в землю, а употребляет их на то, чтобы убедить всех имеющих 10, 5 талантов подражать получившему один талант. Очевидно, и здесь Толстой поступает согласно с Буддою и вопреки Христу. Это уже не 16-и часовая праздность (8-и часовой рабочий день), а 24-часовая.

Торжествующий автор «Не-делания» и не подозревает, каких могучих противников имеет он в Ваших Качимских детях. Ваш Мордовский Качим у меня на первом плане. Великому событию конца сентября и 1 октября, в Вашем захолустье совершившемуся, недостает только искусного пера, чтобы стать ему (не удивляйтесь) всемирно-историческим событием. Оно, это событие, совершилось именно в то время, когда интеллигенция здесь, и особенно в провинции, озабочена была смертью Ренана, а народ ходил к Троице, и, быть может, по молитве паломников ко Пресв. Троице и совершилось это богоугодное, т. е. именно Триединому Богу угодное событие. И я надеюсь, что оно найдет наконец себе достойного выразителя или дееписателя. Тогда явится не повесть, не поэма, а быль о том, как Дети (т. е. сыны и дочери крестьян-мордвинов) построили школу с помощью своих отцов, родных и духовных, особенно тех трех мужей, коих можно назвать восприемниками, крестными отцами школы, т. е. церковного сторожа, запасного унтер-офицера и того великого мужика, который ходил по избам, напоминал, просил, умолял и достиг, наконец, цели. Да будет благословенно имя его отныне и до века. Событие это описано было не однажды^*, и ни разу не было оценено достойным образом.

Писатель Епарх<иальных> Ведомостей, по-видимому, не предполагает, а м<ожет> б<ыть>, только не говорит, какое великое значение и смысл заключаются в совокупной, согласной работе отцов и детей. Тут начало примирения их, которое станет вполне понятным лишь в школе-храме, воздвигаемом всеми живущими для молитвы к Животворящей Троице о всех умерших, молитвы, не отделимой от труда общего, животворного.

Хуже же всего, что тот же писатель унижает, конечно, неумышленно, детскую работу, называя ее муравьиною, и это в то время, когда натуралисты, и не одни натуралисты, стараются приравнять муравьев к человеку, хотя они (т. е. натуралисты), сколько мне известно, еще не открыли школы в муравейниках. В слабых силах детей нельзя не видеть великой цели, соединившей их (и, конечно, чувствуемой ими) для добровольного труда. Здесь не бесцельный труд Золя и опровержение самим делом, вытекающим из искренних и чистых, в эти по крайней мере трудовые минуты, сердец детей, — опровержение самое сильное толстовскому не-деланию. Быль о построении школы детьми и может, и должна оканчиваться словами Христа: «Будьте же как дети», обращенными ко всей России, ко всему миру, — словами, которые, при построении школы-храма, получают особенно великий смысл.

Еще менее оценено это событие в «Богослов<ском> Вестнике» професс<ором> канонического права, хотя он и называет его маленьким по внешности, но очень знаменательным событием в жизни Русской Церкви, находя, что таких маленьких событий совершалось и совершается очень много на Святой Руси, и при этом указывает на учителей, трудящихся за очень незначительную плату, находя в этой скудной плате не физическое страдание, а нравственное якобы унижение, т. е. измеряя достоинство человека размером жалованья. Излагая событие, г. профессор не удостоивает даже главных деятелей, крестьянина и сторожа, назвать по имени, а обозначает лишь буквами, а между тем, кто знает, быть может, крестьянин М. В. и сторож М. Б. станут всюду известны, где только будут школы, а имя профессора будет забыто, и Быль-История о том, как дети построили школу, станет первою детскою книгою, которую будут читать и (взрослые), и старцы. Построение школы есть вместе с тем и самое сильное нарушение всех законов политичес<кой> и социальной экономии. На всем Западе нашу великую Быль назовут сказкою, баснею, которая научает неоплаченному труду.