Н. П. ПЕТЕРСОНУ

1 октября 1895. Москва

Глубокоуважаемый и дорогой друг Николай Павлович

Прошение об отставке подано¹, но только по получении аттестата я уведомлю Вас о времени выезда из Москвы, что едва ли может быть ранее половины октября². Постарайтесь удержать Митю³ до этого времени. Пробыть же у Вас я думаю столько времени, сколько нужно для приведения в некоторый порядок бумаг, употребляя на это дело вечера и праздники. Под приведением в порядок разумею лишь составление сборника фрагментов или отрывков (по вопро<су> о прич<инах небратства> и пр.), распределенных в несколько отделов, а не составление чего-либо связно<го>, стройного. В конце всего сборника нужно поместить статью, конечно исправленную, о Самодержавии⁴, т. е. в конце вопроса о причинах... или, точнее, вопроса об отеч<еском> деле — статью о руководителе дела. Десять листов этой статьи получил и приношу мою глубочайшую благодарность. В ¹¹¹№ 8 и 9 «Русского Обозрения» найдете статью о Самодержавии⁵, а в последнем, т. е. 9, найдете указание и на другие статьи и по этому же предмету⁶.

Свидетельствую мое глубочайшее почтение Юлии Владимировне и всему Вашему семейству

Глубокоуважающий и искренне любящий Н. Федоров

1 октября

1895

P.S. Вероятно, многим, м<ожет> б<ыть>, и Вам Ариофильство покажется очень искусственным, искусственнее славянофильства, но если Вы припомните, что Вопрос о причинах небратства может быть выражен одним словом: Хамитизм, а следовательно, вопрос о средствах восстановления братства также одним словом Иафетизм, что тождественно Ариофильству, то ясно будет, что в самом вопросе об отеческом деле указано уже на Ариофильство, притом еще только чрез дальний Запад (американских арийцев) возможно примирение с ближним Западом (с европейскими арийцами) и лишь чрез этот последний с Славянством западн<ым> и южным. Европа только в Америке начинает сознавать несостоятельность и искусственность своего религиозного и общественного строя, т. е. протестантизма и республиканизма и еще более конституционализма. Если сравнить американские ревивали с нашими обыденными храмами, как явлениями одного с ними порядка, произведениями религиозного подъема, который не ограничивается раскаянием, а переходит в дело, на место тех болезненных безобразий, в которых проявляются амер<иканские> ревивали, то легко понять все преимущество религии дела перед религией чувства. А ревивали могут именно служить ответом на вопрос: было ли что-либо подобное нашим обыд<енным> храмам на Западе, особенно дальнем⁷. Статью о ревивалях и обыден<ных> храмах нужно бы было отправить к Мак-Гахан, которая говорит о православной Нью-Йоркской Церкви, что она есть «плод усердной, дружной, общей работы русских людей всех состояний»⁸.