Г. С. ВАШКЕВИЧУ

22 ноября 1898. Воронеж

Извините меня, если я позволю себе сказать здесь, что был в высшей степени изумлен, услыхав, будто люди, призванные жизнь свою положить и вынуждаемые силою долга для защиты одних лишать жизни других, — что эти люди недостойны будто бы послужить даже делу умиротворения, т. е. достижению такого состояния, при котором люди не убивали бы только или хотя бы даже не вредили друг другу. Пораженный совершенно неожиданно этою мыслью, я не мог тогда ничего Вам возразить, а потому и решаюсь написать Вам... Нам (пишу не от одного себя), напротив, умиротворение кажется делом слишком несоразмерным с тою добродетелью, которая требуется от полагающих свою жизнь для защиты других, с тою добродетелью, выше которой ничего не нашло само Евангелие, по крайней мере для людей в отдельности. Единственное дело, которое могло бы удовлетворить защищавших своих с потерею не только собственной жизни, но и с вынужденным лишением жизни других, это — не умиротворение, а оживотворение, участие в деле всеобщего воскрешения. Войско же, обращенное в естествоиспытательную силу (как это говорится в статье «Разоружение»), а не производящее лишь выстрелами искусственный якобы дождь, как это сказал на лекции, очевидно, не читавший статьи профессор¹, — и приводит к этому, потому что естествоиспытательная сила, которою при действительно всеобщей воинской повинности делается весь род человеческий, обращает всю естественную силу природы из умерщвляющей в оживляющую и из смертоносной в живоносную. Война — это страшная нравственная антиномия. Отказаться от защиты подвергшегося нападению, по большей части слабого против сильного, это не есть непротивление, а величайшее преступление, участие в убийстве, и притом слабого сильным, обиженного обидчиком, быть может, безоружного всеоружным. Если же будем защищать одних и при этом поневоле будем убивать других, в этом преступления хотя и не будет, но лишение кого бы то ни было жизни все же останется величайшим злом, — а потому воскрешение есть единственное разрешение этого противоречия. Воскрешение необходимо и потому, что понесшие утрату не могут согласиться ни на какую замену, ни на какое вознаграждение, кроме действительного возвращения жизни; а лишить возможности возвращать жизнь — в отношении вынужденных убивать других, защищая своих, было бы величайшею несправедливостью, в отношении же убивающих не вынужденно, а вольно, равнялось бы лишению их возможности искупления.

И вовсе не одни лишь военные поставлены в необходимость убивать; строго говоря, умерших нет, а есть только убитые. И гражданские убивают, и словом, и всеми способами, убивают не по тяжелой лишь обязанности или необходимости, а иногда и по злобе; и если уже военных считать преступниками, то во сколько же раз преступнее гражданские?!.. И почему в военных Вы видите только убивающих, т. е. осужденных убивать, и не видите в них также и идущих положить свою жизнь?!.. И кому же желательнее прекращение войн, как не военным, поэтому от них-то именно и должно ожидать самого искреннего и горячего участия в деле умиротворения, и не потому только, что война им самим грозит смертию, а главным образом, быть может, именно потому, что во время войны они вынуждены убивать других. И как можно считать недостойными великого дела людей, которые гибнут, томимые жаждою, под жгучими лучами солнца, в пустынях Туркестана, гибнут в ледниках, на вершинах Альп, в снегах Балканских гор и пр.

Во всяком случае, сознавая и себя грешными, виновными в вытеснении других, вольном и невольном, мы не осмелимся считать недостойными великого дела даже биллионеров, хотя для умиротворения, как сказано в статье «Разоружение», биллионы и миллионы не нужны. Чтобы не нуждаться в миллионах, мы и предлагаем ввести в войска, которые, как все признают, уничтожить в настоящее время нельзя — а мы думаем, что и не следует уничтожать, — пока хотя бы метеорологические лишь наблюдения во время учений, маневров и т. п.; и эти наблюдения, в связи с стрельбою, дадут, можно надеяться, «точный опыт», как сказано в статье, «опыт активный, определяемый числом, мерою, весом». Нужно даже зло не уничтожать, чего и сделать нельзя, а превращать его в добро, — в этом и заключается смысл заповеди, повелевающей не противиться злу злом.

Не будучи еще знаком с Вами лично, я знал Вас за человека в высшей степени справедливого, который служит украшением общества, как выразился о Вас один также весьма почтенный человек, а потому Вашу несправедливость относительно войска и военных я приписываю только недоразумению.

Примите уверение в совершенном почтении всегда готового к Вашим, Милостивый Государь, услугам.

22 ноября 1898 года. г. Воронеж.

P.S. Позволяю себе обратить Ваше внимание на письмо к редактору «Дона», которое на днях будет напечатано в этой газете, по поводу отзыва о статье «Разоружение» — в «Саратовском Дневнике»². Я был бы очень рад, если бы Вы нашли возможным напечатать и это письмо с Вашим на него возражением, или же не сообщите ли мне Ваши возражения просто в письме?³ Желаю этого в видах разъяснения дела, которое не могу не считать делом великой важности и стоящим того, чтобы о нем говорить. Думать, что умиротворение возможно в силу таких договоров, не ведущих к расширению области знания и не имеющих никаких ручательств, гарантий, за их ненарушимость, о которых говорил профессор в своей лекции 20-го ноября⁴, было бы уже слишком наивно и может быть извинительно лишь профессорам и ученым, действительной жизни не знающим.