В. А. КОЖЕВНИКОВУ

После 11 января 1900. Ашхабад

Никак не могу забыть Вашего вопроса о чтениях Евангельс<ких> и Апостольских^* и, не имея возможности дать прямой ответ, скажу несколько слов о том, почему, по моему воззрению или догадке, распределение чтений начинается 4-м Евангелием и начало этого Евангелия читается в день, «когда смерти празднуем умерщвление»¹. Кто, когда и где в первый раз прочитал это Евангелие в день Пасхи, я не знаю (едва ли кто знает!), но то для меня несомненно, что на нем, на этом человеке или сыне человеческом в минуты чтения была рука Господня. Она открыла <Евангелие> и указала на это место, т. е. последнее Евангелие поставила на первое место^**. Это так же верно, как верно то, что в Евангелиях при слове «Бог» всегда подразумевается «Бог отцов, не мертвых, а живых»³, ибо Евангелие не есть произведение бездушной, мертвой учености. Евангелие Иоанна не составляет исключение из этого правила, и в этом Евангелии нужно прилагать к слову «Бог», пред которым все живо, слово «отцов». Это самое глубочайшее определение Бога. Он есть жизнь без смерти, добро без зла, и из самого Его существа вытекает заповедь, воспрещающая умерщвление (во всяком виде) живущих и требующая оживления умерших, т. е. уничтожения зла и водворения высшего блага. Вот это-то Слово, пред которым все живо, и было искони. Это же Слово было у Бога, и Сам Бог был это слово. Здесь Слово есть не отвлеченный разум, ибо Бог, пред коим все живы, есть Любы⁴, и человеческий род, когда будет объединением живущих, оживляющим умерших, будет также Любы. Особый способ чтения [продолжение утрачено.]