В. А. КОЖЕВНИКОВУ

Между 24 января и 3 февраля 1900. Ашхабад

Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Александрович!

Иронический ответ и Веры, и Разума^*** меня не испугал. Я знаю, что вся нынешняя вера и разум, а не харьковская только², из христианской превратившаяся в буддийскую, будет против того дела и долга, признать неисполнимость которого значило бы признать беззаконность, бессовестность самого существования нашего, которое, по ребяческому суждению нынешних Веры и Разума, должно быть наполнено пустяками, а необходимое будто бы придет само собою, не требуя от нас ни усилий, ни труда (не требуя объединения в труде познания), не только всеобщего, а даже вообще труда. И Вас, знавших, что Вы посылаете «Диатрибу из времен невежества»³, не должен удивлять насмешливый ответ редакции «Веры и Разума», которая, конечно, не читала всей рукописи. Я не знаю, стала бы редакция читать рукопись, если бы было предпослано ей письмо следующего содержания. «Мне случайно попалась рукопись, очевидно новейшего изделия, которая при первом взгляде представляется диатрибою из времен невежества и глубочайшего суеверия, а при внимательном чтении оказалась в ней неслыханная дерзость знания, признающая притом себя согласной с самою простою детскою верою. Не полагаясь на свое суждение, ибо в век позитивизма, так ограничивающего область познаваемого, что все существенное составляет, как оказывается, предмет непознаваемого, очень м<ожет> б<ыть>, что показавшееся мне дерзостью есть лишь кажущаяся дерзость, а потому я и посылаю рукопись к Вам, которые, конечно, не признают узких пределов, полагаемых для веры Кантом, а для знания не признают границ, поставляемых Контом, которые опытные науки не раз уже переходили с большим успехом, так что можно подумать, что ставить пределы и для веры и для разума есть тоже своего рода дерзость». Впрочем, все эти ухищрения совершенно бесполезны, ответ был бы тот же самый.

Почему же, Вы можете спросить меня, я продолжаю верить, если не жду других ответов, кроме прямо отрицательных или же утвердительных лишь иронически?..⁴

Какой удобный момент для России сказать Англии (т. е. повторить то, что она, сама Англия, говорила): Руки долой. Этот Остров, знающий только себя, не признающий себе равного, превзошел, кажется, даже евреев в умении возбуждать к себе ненависть. Эти изверги, еще недавно защищавшие разрывные пули, имеют нахальство жаловаться на употребление <таких пуль> против них⁵, как бы считая употребление их своею привилегиею. Не одни воинственные горцы Запад<ной> Индии, услышав, что для них назначены разрывные пули, почувствуют беспредельную ненависть к этим извергам. Ненависть к ним растет (ибо и Южную Африку, [2 слова неразб.] Китай обратят в новую Ирландию, как и Индию) и соединит все народы, и окружат остров злодеев и грабителей всего мира. Голос обрадованных народов возопиет: разрушайте, разрушайте его. Пал, пал он, злой Лондон!⁶