В. А. КОЖЕВНИКОВУ

30 июня 1900. Подольск

Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Александрович

Разбор «X Венских заповедей человечности»¹, написанный мною очень поспешно, весьма неудовлетворителен^*. Я даже забыл спросить творцов этической культуры, почему они под «животностью» разумеют жестокость, а под «человечностью» что-то противоположное?^** Животных природа наделила когтями, клыками, а человек сам себе создал такие орудия истребления и мучения, каких природа никогда и нигде не создавала². Даже обращая животных на службу своему зверству, человек клыки, напр<имер>, слонов, снабжал стальными остриями, находя, что природа недостаточно жестока. В это-то время, когда так много сделано успехов в деле изобретения истребительных орудий, а последнего слова все-таки <еще> не сказано, в это время от имени изобретателя этих орудий <(человека)> производится слово, выражающее кротость, чистоту, любовь... Вместо обличения как награда от имени изобретателя этих орудий производится слово человечность, означающее высшую добродетель, даже совокупность всех добродетелей. Проповедуя человечную культуру, творцы «этической культуры», конечно, знают, что и адские мучения — изобретение человека же, человеческой правды^*. Если Дант предавал казням своих врагов и не очень ревностных друзей в воображении, то только потому, что не мог казнить их в действительности. По-видимому, человеческая нравственность отличается от религиозной тем, что заменяет обличения похвалами, приписывает человеку совершенства, каких он не имел и еще не имеет? Мне кажется, кто отделяет религию от нравственности, тот не понимает ни той, ни другой, ибо в том, чтобы относиться религиозно к жизни и особенно к делу жизни, как священному (священнодействию), и состоит нравственность. Этим можно покончить с декадентскою нравственностью.

В записке «Пасхальные вопросы»³ в самых первых строках необходимо вставить два-три словечка: «На переходе от Истории как взаимного истребления, нами бессознательно творимого, к Истории как исполнению проекта, необходимо, повелительно сознанием требуемого, даже безусловно необходимо требуемого, проекта всеобщ<его> воскрешения». Если такого проекта еще нет, то это значит, что мы к сознанию еще не пришли, и потому нужно поставить вопрос: если История человеч<еского> рода бессознательно есть взаимное истребление, то чем она должна быть сознательно? — Для существа, ничего не желающего знать, кроме самого себя, — «Сознаю» может значить «Существую». Для тех же, которые не выделяют себя от всех других, не отделяют и знания от действия, сознание не может быть отделено от чувства утрат, от сознания смерти в лице других (т. е. отцов, — сознание сынами утраты отцов <и есть> сознание себя сынами умерших отцов), и чем теснее (роднее) будет связь между людьми, тем более и сознание будет признанием не существования, а утрат его, воля же, следовательно, будет тем более стремлением к воскрешению. Очевидно, что злой дух, чтобы отвратить человека от настоящего назначения и дела, чтобы лишить его жизнь смысла, придумал эту по-видимому невинную заповедь «поз<най> самого себя». Если вопреки прямому смыслу, указывающему именно на самого себя (требующему розни), будем разуметь человека вообще, то и тогда «познай человека» будет игнорированием и Бога отцов и природы (неразумной, умерщвляющей отцов), упразднением всех 12-ти Пасхальных вопросов.

На записке «Пасх<альные> Воп<росы>», полученной от Вас 26 июня, написано Вами: «желателен общий эпиграф», а я в письме от 23 июня, как бы угадывая Ваше желание, предлагал из вопроса, которым оканчивается письмо, составить этот общий эпиграф. Вопрос же, который должно назвать Пасхальным, ставит сама современная История. Обожательницу ли золота Европу или обожателя праха Китай мы должны предпочесть, если этот прах «имеет востати»^*, как говорится в чине венчания на царство Византийских Императоров. С этим же знамением воскресения <(т. е. с акакиею)> присутствовали Импер<аторы> Визант<ийские> и на Пасхальной Службе⁴.

В Записке же отдано решительное предпочтение Китаю. Записка начинается предложением заменить вопрос о богатстве и бедности вопросом о смерти и жизни, предлагается это и верующим (2-й вопр<ос>) и неверующим (3 вопр<ос>) и т. д. Свидетельствую мое глубочайшее почтение и благодарность Марии Григорьевне и всем Вашим.

Сердечно и искре<нно> предан<ный> Н. Федоров.

30 июня 1900 г.