Н. Ф. ФЕДОРОВ, В. А. КОЖЕВНИКОВ — Н. П. ПЕТЕРСОНУ

10 февраля 1902. Москва

Москва. 10 ф<евраля> 1902.

Глубокоуважаемый

Николай Павлович!

По поводу Вашей полемики с г. Pensoso позволяем себе поделиться с Вами некоторыми соображениями, а именно.

Прежде всего, на обвинение в скрытности Вам следовало бы указать на неизвестные еще &#171;Pensoso&#187; статьи, каковы:

«Разоружение», «О наблюдениях над падающими звездами», «Об археологическом съезде» (в «Ташкент<ских> Ведомостях»); даже не мешало бы обратить его внимание на «Разговор с Толстым»¹; вообще дать список статей разных авторов, в которых выражена та же мысль, ибо весь вопрос надо поставить не на личную почву. Поднося же ему список статей, можно просить его о разгромлении их, так как он, по-видимому, большой любитель полемического задора. Не сделавши же предварительно такого указания, неосторожно было начинать с ним полемику, так как из всех этих статей он досыту мог бы убедиться, что имеет дело не с обскурантами, не с противниками науки, а как раз наоборот, с требующими полноты и всеобщности знания, доведенного до того, чтобы все стали познающими и все стало предметом знания и дела. Во всех статьях сказанного списка заключается не догмат, а вопрос о том, что; мы, как сыны умерших или имеющих умереть (morituri) отцов, должны делать, употребляя слово «отец» в смысле библейском, в каком Христос называется «сыном Давида», евреи — «сынами Авраама» и т.п.

Простите за другое замечание! Не впадаете ли Вы в ошибку тактики относительно противника, когда слова Достоевского о прекращении деторождения, о телах, подобных телу Христову по воскресении, о размещении на разных мирах употребляете в догматическом смысле², то есть о воскресении говорите как об откровении, как чуде, не различаете воскресения гнева от воскресения как дела сыновней любви, совокупного труда, братства всех сынов, как дела, наконец, самой природы, приходящей в сознание печального факта вытеснения сынами отцов, т. е. зла, творимого ими невольно, и потому превращающего, т. е. долженствующего превратить слепой процесс рождения сынов в сознательное дело воскрешения отцов. Вот как, полагаем, следовало бы говорить о прекращении деторождения, во избежание недоразумений, столь легко возникающих по поводу этого пункта.

Сознание, о котором сейчас упомянули, есть раскаяние, которое сделает нас, а с нами и всю природу, орудиями любви Бога Отцов, не мертвых, а живых^*.

Признавая такое, то есть трудовое воскрешение, мы вовсе не отвергаем воскресения как чуда, как выражения гнева на род человеческий, не принявший Евангелия, не объединившийся по образцу Св. Троицы, словом, как на исполнение угрозы, то есть: если раскаяния не последует и воскрешение не будет совершено родом человеческим вольно, то оно совершится невольно, вопреки его воле, и одни будут осуждены на вечные муки, а другие на созерцание вечных мук. Несомненно, что и ад, так понимаемый, есть произведение чуда же, потому что он соединяет в себе наибольшую интенсивность мучения с наибольшею его продолжительностью, но не на время, как это естественно возможно, а на вечное время, что доступно только чуду. К Вам же насмешка Pensoso по этому поводу относиться никак не может, так как Вы говорили о бессмертии естественном, исключающем всякое страдание³. Бессмертная жизнь может быть не-блаженною, мучительною лишь как чудо. По этому поводу можем и мы сказать, что г-ну Pensoso тоже, вероятно, должно быть что-нибудь известно о «сциентифическом аде»?..⁴

Г. Pensoso просматривал Евангелие и, однако, не заметил таких слов, как: «дела, которые я творю, и он сотворит и больше сих сотворит», конечно, если будет на «Лозе», ибо «без Меня не можете творити ничесоже!» А что; разумеется в словах: «в дому Отца Моего обители многи суть»? Разве не вся вселенная дом Его?..⁵

Наконец, на вопрос Pensoso: «не укажет ли автор, для чего нужны эти миры?»⁶ следует отвечать возможно полным определением вопроса о всеобщем воскрешении. Сущность этого вопроса заключается в обращении слепой силы всей природы, всех миров через воскрешенные, а не рожденные поколения в управляемую разумом и чувством^**. И таким образом в родстве всех поколений выразилось бы единство всего мироздания, а последовательное существование всех поколений превратилось бы в единовременное сосуществование, и таким образом все эти миры будут прославлять Бога.

Вопрос о том, ктo; виноват: наука или ученые, т. е. люди науки, — конечно, праздный, словесный, риторический⁷. В Средние века, говорят, наука была служанкою богословия, а в наше время она служанка капиталистов, фабрикантов, к которым, разумеется, следует причислить и Круппа, так как и ему служит наука и притом очень усердно.

Можно указать еще г. Pensoso на статейку «Плата за цитаты»⁸, где говорится о самих литераторах и ученых. Можно указать и на вопрос о книжном обмене, который имел целью придать политическому союзу России и Франции просветительное, нравственное значение. И что же? В России даже две такие редакции, как «Русс<ких> Ведомостей» и «Московских», отозвались об обмене одобрительно⁹, а французы в это же самое время хлопотали о конвенции, в видах защиты священного права литературной собственности.

На самый последний Ваш вопрос (что; думаем мы о Вашей полемике по этим вопросам вообще) ответа еще не дали мы, за что простите! Конечно, можно только радоваться тому, что великие такие вопросы становятся предметом обсуждения так или иначе. И надо быть очень благодарным Вам за возбуждение их в печати; но вместе с тем нельзя не пожалеть, что, в силу обстоятельств, изложение учения о великом деле расчленяется на мелкие частные вопросы и, дробясь по отдельным статьям, лишено возможности быть выраженным цельно, стройно и с достаточной полнотою, так как, кроме дробления изложения, сверх того и полемические приемы мешают правильному и последовательному изложению. Если бы даже все до сих пор напечатанные статьи были собраны в одну книжку, то и тогда не получилось бы даже очень краткого изложения проекта всего дела. Благодаря же раздроблению приходится в каждой заметке кратко (то есть не совсем понятно) говорить обо всем и повторять одно и то же! Теперь даны, кажется, ответы на все вопросы г-на Pensoso, и тем не менее можно и теперь еще (в силу вышеизложенных обстоятельств) ожидать, что этот оппонент скажет, что он ничего не понял. И вина тут, конечно, не излагателя, а не зависящих от него способов изложения и обстоятельств, при которых ему приходится писать.

Так напр<имер>, и в данном сейчас определении дела усматриваются несовершенства; и оно еще не вполне безопасно от неправильных истолкований, а именно в особенности помещенное на странице 8-й¹⁰, которое (определение), пожалуй, могут счесть еще за что-то мистическое.

_____________________

P.S. Как Вы и сами догадаетесь, предыдущее, хотя и исходящее будто бы от меня, писано по внушению и со слов Н<иколая> Ф<едоровича>, о чем сообщаю Вам, но, конечно, конфиденциально. Мое личное мнение я высказал в предыдущем письме¹¹ и повторяю, что очень радуюсь Вашей деятельности и желал бы ее продолжения. Мой поклон и привет Вашему всему семейству. Преданный Вам В. Кож<евников>. Простите за торопливое писанье.