В. А. КОЖЕВНИКОВУ

Конец марта — начало апреля 1902. Москва

Мое дело погибло; посмотрим, что стo; ит Ваше? т. е. того <человека>, который верит лишь в чудо, а никакой логики решительно не признает, чем и избавляет себя от труда размышления, предаваясь всею душой излюбленному папизму¹.

«Скажи мне, чтo; ты читаешь (в чем твое любимое чтение), и я скажу тебе, ктo; ты таков», — так я думаю всякий раз, когда вхожу в Ваш кабинет и вижу весь стол, и не один стол, заваленный книгами о католицизме на всех языках, кроме, кажется, русского^*. Полагаю, что у всех патеров французской и польской католических церквей в Москве нет стольких изданий о католицизме. При таком зрелище невольно рождается вопрос: кто 6-ть дней всею душой служит католицизму и один день, вернее, час, посвящает Православию, к какому он принадлежит исповеданию, или, вернее, религии? Не для опровержения же католицизма во имя Православия, которым Вы совсем не занимаетесь и не знаете, Вы трудитесь?²

На моих глазах произошло обращение к Католицизму Вл. С. Соловьева. «Для Вашего учения, — говорил мне Соловьев³, ослепленный папизмом, — нужно 25000 лет». Это говорилось за два или три года до Конгской конференции⁴, когда были поделены почти все свободные земли на нашей земной планете. С тех пор совершилось множество захватов; а Соловьев тем не менее не понял значение последних событий. Правда, он говорил о конце исторического процесса⁵, а пред нами поднимается Космический вопрос, вопрос об изолированности Земли как небесного тела, которою обусловливается неизбежность смены поколений или смерти, хотя об истощении земли давно уже говорят. Исчисляется даже время, когда будут потреблены запасы топлива, скопленные землею в виде каменного угля, нефти и т.п. Рассчитывают на интенсивность (но и интенсивность имеет свои пределы) и, согласно с городскими идеалами, надеются и зерно добывать фабричным путем, причем село упраздняется, а с ним и естественный путь и истинное назначение человека — обращение чрез него, как разумное существо, в совокупности, слепой силы природы в управляемую разумом.

Католицизм — религия города. Католицизм извне — иго папское, а внутри — свобода розни. Требуя внешней покорности, папизм предоставляет каждому келейную свободу подражания Христу или что кому нравится. Католицизм есть полное отрицание Троицы как образца объединения. Соловьев поставил себе задачею жизни соединение, т. е. подчинение православия Папе. Этим он поставил себя в ложное положение, никогда не говорить истины, скрывать настоящую свою цель. Что же вышло? В письме 1882 <года> мы имеем ключ его жизни⁶. Проект, о котором он дал такой восторженный отзыв в этом письме, был бы теперь уже напечатан при его помощи. В голодный год 1891–92 он также мог стать русским не пророком, а деятелем, и опять католицизм или ненависть к Православию, которая выразилась в лекции о средневековом мировоззрении, отвлекла его⁷. Был еще 3-й случай, когда Соловьев говорил о себе, что острый период увлечения Католицизмом прошел. Это было после издания письма Достоевского и выхода его книги «Оправдание добра»⁸. И этот случай кончился бы ничем, если бы даже я не сделал двух ошибок...⁹

И Вы идете по стопам Соловьева. Ваши сочинения, даже «Цена жизни»¹⁰, не могут быть исключены из отдела Rossica¹¹. И пока Ваша мысль будет витать в Ватикане, Вы останетесь иностранцем, пишущим о России, если даже будете писать об ней.