В. А. КОЖЕВНИКОВУ

Между 21 и 31 мая 1902. Воскресенск

Письмо от Ник<олая> Павловича получил¹ и ответ написал, но посылать боюсь², потому что эти загадывания на дальнее время редко удаются. Но вы напишите и как можно скорее, что с приездом его в августе месяце я примирился и буду ждать в этом месяце. С глубоким уважением смотрю на его усердие и верность делу^*, которое в настоящее время находится не в авантаже... Очень м<ожет> б<ыть>, что змейковые снаряды будут запрещены, и именно потому, что они имеют силу вызывать грозу, а при грозе, как известно, не невозможна, хотя когда-нибудь и где-нибудь даже опасность жизни хотя бы одному человеку⁴. Такова предусмотрительность и человеколюбие ученых естествоиспытателей. При нынешних воззрениях на отношения разумных существ к неразумной силе такие меры могут быть оправданы. Говорят, какой-то энтомолог находит возмутительным занятия пчеловодством даже с ученою целью, ибо пчела может ужалить! Нельзя не удивляться возвышенности и утонченности чувств наших великих ученых!

«Новое Время» получаю исправно, по следующему неисправному адресу: Воскресенск Минск<ой> губ<ернии>. Слежу с удивлением, как Америка надвигается на Европу и грозит Великобританию обратить в один из своих штатов⁵. Не устоит, конечно, и Германия против такой морской силы. Вот с каким Карфагеном придется иметь дело 3-му Риму. Но до Аннибала еще далеко. Но кажется, ни Американскому Карфагену, ни Германии, объявившей войну Славянству⁶ (которая, однако, не привела славян к единству), не нужно будет употреблять больших усилий для уничтожения России, ибо она сама все делает для своей погибели. Из С<анкт>-П<етер>б<урга>, который, конечно, никто не назовет русским городом, пройдут две дороги, одна по малонаселенному финскому Северу, который и иметь не может большого населения, к не русскому Владивостоку и Порт Артуру, а другая по Западному враждебному России краю к Черному морю⁷, обратив Центральную истощенную Россию в захолустье⁸, [что и] приведет к погибели России.