В. А. КОЖЕВНИКОВУ

4 июля 1902. Воскресенск

Прошу извинить за это и стилистически и каллиграфически скверно написанное, да и трудно понятное, письмо.

Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Александрович,

Хотя не мне бы писать, да еще в кратком письме, о таком неисчерпаемом предмете, как Новый Иерусалим¹, но и я не могу не сказать, увидев Нов<ый> Иерусалим и его службы², что все наши Церкви, как несоставляющие части храма Кувуклии³, храма гроба Господня, гроба первенца от умерших, т. е. Церкви без Кувуклии, не имеют полноты, так же как и все воскресные Литургии, не оканчивающиеся Пасхальною утренею, не имеют завершения даже для храмовой Литургии. Только Иерусалимский храм служит полным выражением Православия, отождествляемого с Пасхою. Новый Иерусалим в некотором отношении даже выше старого, ибо над ним не господствует Храм кровавых жертв Ислама, ставший на месте старого ветхозаветного^*. В нем (в новом) нет вражды разных фракций Христианства. В старом — подлинный гроб Христов, но совсем нет настоящего Христианства. Новый наш Иерусалим XVII века не счел за грех перенести к себе следующие надписи: «Здесь лежит славный Годифредус... и душу его Бог покоит в мире» или «Царь Болдвинов был второй Маккавеос...»⁵ Где же больше мира: в старом или новом⁶, презираемом Вами? Вы не приехали даже осмотреть его, а не только написать об нем. Входя в Ново-Иерусал<имский> храм чрез Красные врата, я видел всякий раз Плащаницу, открытую для поклонения. Это значит, что «Великий Пяток» в нем всегда. На величавом своде над Кувуклиею хоры херувимов, как на небесах, постоянно поют воскресение Христа-Спаса, а по Воскресным дням можно услышать «Христос Воскресе» и на земле⁷. («А у Вас воистину ли Он воскрес» в эти дни?^**) В нем, следовательно, каждое воскресение есть светлое⁸, а по желанию богомольцев и будничный день можно обратить в светлый праздник.

Плащаница при самом входе в храм напомнила мне, не по сходству, а по контрасту, другой храм, храм ложной богине. Припомните выставку 1882 г.⁹, где при входе была представлена на высоком амвоне, точно в капище, женщина («богиня секуляризованного разума» XVIII века), окруженная всем, что индустрия, обратив науку в рабыню, а разум в своего раба, создала для усиления полового подбора. Жаль только, что при выходе, согласно со столь любимою нами действительностью, не представили ту же женщину в виде разрушающегося скелета, с разбитым зеркалом, с ветошками вместо роскошных тряпок, занимающих большую часть выставки. В заключение кости того же скелета, рассыпающиеся в прах. Это конец, но конец выставки и начало Музея, который пока только знает, что этот прах жил, но, к сожалению (моему лишь, конечно), еще не сознает, как блудный сын, своего долга к праху и не задается вопросом, оживут ли эти кости и этот прах; а в Новом Иерусалиме этот вопрос открыт, представлен на самих вратах при выходе из Монастыря¹⁰, а вне Иерусалима этот вопрос тщательно закрыт, и даже для самообмана на прахе и над костями на кладбищах выращивают душистые цветочки. Полная противоположность! От плащаницы с изображением умершего Господа до Кувуклии с изображением первенца от умерших, предполагающего, требующего продолжения воскресений, а наконец, на вратах при выходе — <до> напрасного напоминания подумать, оживут ли кости^***. И от женщины на выставке, подчинившей художество промышленности, женщины, в великолепии одежды превзошедшей Соломона, сравнявшейся с лилиями, — до обнаженного от этого благолепия скелета и праха! Кувуклия — это тайна жизни и смерти для Веры, вопрос о смерти и жизни для знания и, наконец, — указание самим наименованием первенца от умерших — на дело внехрамового воскрешения следующих за первенцем поколений.

Итак, Иерусалимский храм с его Кувуклией имеет полноту, какой нет во всех других храмах, и храмовая его служба не только имеет завершение, но и указывает на внехрамовую Литургию и Пасху.

После пленения Старого Иерусалима необходимо было создать новый, который мог бы продолжить дело старого. Никон и создал Новый Иерусалим и прежде всего для Собора, поставив пять кафедр для всех пяти патриархов...¹¹

Это длинное и нескладнейшее письмо написано в осуждение Вас, владеющего пером и ничего уже не пишущего, даже и о Католицизме. Желаю Вам литературных и всяких благ.

Свидетельствую мое глубочайшее почтение Марии Григорьевне, если она приехала в Крым, и Анне Васильевне. Искренне преданный Н. Федоров.

4 июля

1902 г.

P.S. Получили ли Вы катехизис Ричля? ¹² Вероятно, и забыли о нем? Письмо от 25 июня¹³ уже получил.