В. А. КОЖЕВНИКОВУ

15 июля 1902. Воскресенск

Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Александрович!

Письмо это — очень давно написанное, — посылается в день Вашего ангела, и хотя Вам дана благодать превращать нескладное в стройное, но настоящее письмо едва ли заслуживает такого переложения.

Из неисчерпаемого предмета я взял одно и то не умел изложить надлежащим образом. Говорю это в осуждение не себе, а именно Вам. К вящему Вашему осуждению я должен еще прибавить, что, одолеваемый старостью и болезнями, я продолжаю писать, зная, что никому эти писанья не нужны. Купанье должен был прекратить после последних нескольких попыток, сопровождавшихся желудочною болью. К этому присоединилась боль глаз, а в последнее время заболело горло. Тем не менее, в пояснение предшествующего письма¹ о полноте Иерусалимского храма и храмовой его службы (со всеми ходами, составляющими продолжение храмовой, а не вне-храмовую службу), и о не-полноте всех других храмов и их служб, прибавлю еще следующее. Алб. Ревиль², желая выяснить значение Религии или смысл, а вернее — бессмыслие или ее местное лишь и временное значение, призывает обитателя Сириуса или Сатурна на нашу планету и решает за него, что он понял бы в нашей жизни все, и наши фабрики, заводы, казармы, полицейские будки, больницы, только храмы остались бы для него загадкою, т. е. бессмыслицею. На это было замечено, что таких сатурновцев, которые понимают значение будок и не понимают значение храма, очень много на самой земле, и не было ни малейшей надобности беспокоить обитателей отдаленной планеты и такого дальнего мира, как Сириус. Ревиль не поясняет, почему он считает их, т. е. сатурновцев и сириусян, стоящими на такой низкой ступени, как он сам и его единомышленники. Верно можно было только сказать, по крайней мере, о сатурновцах, что и над ними господствует слепая сила, рождающая и умерщвляющая сила природы, и их планета подчинена слепой силе падения. А потому, наверное, можно сказать, что сатурновец понял бы наши больницы, если бы видел, что туда вносят обитателей земли больными, а оттуда выносят умершими или же они выходят сами здоровыми. Наши же храмы он не понял бы, если бы видел, что туда вносят мертвыми и выносят в том же состоянии, не понял бы, если <бы> вошел и внутрь храма и увидел бы бессилие «плачей» возвратить жизнь. Еще менее он понял бы, когда вместо умерших увидел бы отпевание изображений умерших канонизованных (иконы). Но если бы он вошел в Иерусалимский храм и увидел в самом центре храма Кувуклию, т. е. пустой гроб... Не знаю, есть ли в пещере гроба плащаница, но в Новом Иерусалиме и в Кувуклии, как и при входе в храм, находится изображение умершего Господа, хотя над гробом и есть образ Воскресения... Но не лучше ли было бы изобразить только Ангела, ясно говорящего: «Его нет (уже) здесь. Он воскрес...» «Подойдите... (Мф. 28, 6). Идите на гору в Галилее (Елеон) и там узнаете, что нужно делать» (28, 19). Полагая, что сатурновец понимает живопись, ему нужно было показать Христа вышедшим из гроба в качестве первенца, а затем повести его к воротам и показать картину <видения> пророка Иезекииля³, и на вопрос его, почему же этого нет, следует отвечать: потому что мы занимаемся вопросом не о смерти и жизни, не о всеобщем оживлении, а о бедности и богатстве, о всеобщем обогащении...

Искренне преданный Н. Федоров.

Анне Васильевне свидетельствую мое глубочайшее почтение.

P.S. Все наши Церкви, как Успенские и лишь на один день — воскресные, должны необходимо иметь один общий Храм Воскресения, в коем сознавали бы постоянно свое единство, общее призвание, цель и смысл жизни. В Нов<ом> Иерусалиме с гордостью и удивлением говорят, что ни один монастырь не имеет такого числа церквей, приделов, алтарей, как Нов<ый> Иерусалим (41)⁴. Тогда как с сожалением нужно сказать, что не все наши храмы имеют своих представителей при храме «Гроба Господня», и не все приходящие (и не приходящие) имеют своих патронов или ангелов, которые выну⁵ видели бы лицо Сына Человеческого воскресшего. Правда, в Н<овом> Иерусалиме есть храм всем святым⁶, что, конечно, недостаточно; но это не его вина, что он не имеет 366 алтарей!^* Все наши храмы (кроме Иерусалимского) посвящены дням успения или смерти святых, т. е. их Великим Пяткам и Субботам. День же Воскресения есть один общий для всех, день Воскресения. Точно так же всем нашим храмам, как Успенским, соответствует один общий храм Воскресения Христова — и не отделимого от него Всеобщего Воскресения^** в Иерусалиме.

Препод. Сергий создал храм образцу единодушия и согласия⁷. Никон же создал храм тому, что м<ожет> б<ыть> плодом согласия или всеобщего объединения, и без чего даже не может быть полноты согласия. Никон завершил строение «Русского Храма», создав Ново-иерусалимский храм Воскресения⁸. Воскресение есть лишь определенное выражение того, что заключалось в неопределенном наименовании Софии — Премудрости Божией или Богочеловеческой^*.

Не знаю, ясно ли я изложил паскудное учение Ал. Ревиля, признающего лишь универсальность милитаризма и полиции, но не религии.

Получил Ваше открытое письмо⁹ накануне дня Вашего ангела и поздравляю. Жду статью о неполном храме¹⁰.