Писательница, журналистка, историк литературы.
Сотрудничала в журналах "Вестник Европы", "Русская мысль", "Русская старина",
"Исторический вестник", с 1883 г. регулярно писала для газеты "Русские ведомости". Была
автором статей и публикаций, связанных с именами А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова,
Н. В. Гоголя; в 1882-1883 гг. вела рубрику "О новых книгах" в журнале "Русская мысль", особо
отмечая произведения В. М. Гаршина, В. Крестовского, М. Е. Салтыкова-Щедрина,
Г. И. Успенского. Автор серии очерков о женщинах-писательницах (Е. П. Ростопчиной, Е. А. Ган,
Е. Б. Кульман, А. Я. Марченко, Н. А. Дуровой), ряда книг для народа (сочувственные отклики в
печати вызвала быль "Больше чем родная". СПб., 1889).
Одна из центральных тем историко-литературной деятельности Е. С. Некрасовой - эпоха
1840-х гг., и прежде всего наследие А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Будучи лично знакома с
потомками Герцена и рядом лиц из его окружения, она предпринимает усилия по собиранию
рукописей писателя, материалов о его жизни и творчестве, готовит статьи и публикации. В конце
1890-х гг. по инициативе Е. С. Некрасовой в Московском Публичном и Румянцевском музеях
была создана комната людей 1840-х гг., в которую писательница передала свою коллекцию и
ежегодно пополняла ее новыми документами и экспонатами.
Создание комнаты людей 1840-х гг. именно при Румянцевском музее было далеко не
случайным. С Музеями Е. С. Некрасова была связана более 30 лет - всей своей научной
деятельностью. В некрологе, появившемся в "Отчете Московского Публичного и Румянцевского
Музеев за 1904 г." (М., 1905), она названа "старинным другом Музеев" (с. 58). Писательница
регулярно занималась в отделении рукописей и славянских старопечатных книг, готовя
публикации по найденным материалам, являлась постоянной читательницей библиотеки. Узы
тесного идейно-творческого общения, а в ряде случаев и дружбы связывали ее с ведущими
сотрудниками отделения рукописей и библиотеки: А. Е. Викторовым, Д. П. Лебедевым,
С. О. Долговым, Н. И. Стороженко и др. Все они относились к Екатерине Степановне
внимательно и сердечно, чем могли помогали в ее научных занятиях (в случае необходимости, по
просьбе исследовательницы, книги даже выдавались ей на дом, что в Музеях делалось лишь в
очень редких, исключительных случаях).
Перу Е. С. Некрасовой принадлежат памятные биографические очерки об А. Е. Викторове
("Русская старина", 1884, № 8) и Д. П. Лебедеве ("Русская старина", 1992, № 7). Она же была
автором некролога о Н. Ф. Федорове ("Русские ведомости", 24 декабря 1903, № 353). Эти
поминальные статьи-некрологи, составившие своего рода серию о замечательных "музейцах",
занимают особое место в ее наследии. В них воссоздана духовная атмосфера Музеев, атмосфера
самоотверженного, самозабвенного служения книжному и музейному делу, которую как раз и
создавали люди типа Викторова, Лебедева, Федорова. Всех троих Е. С. Некрасова называет
"идеалистами 40-х годов" - на ее внутренней, духовно-нравственной шкале ценностей это высшая
из возможных оценок: с указанным понятием для Некрасовой связаны беззаветность
общественного служения, высокое чувство долга, альтруизм, щедрость и широта сердца.
Н. Ф. Федоров был в числе тех музейцев, с которыми у Е. С. Некрасовой установились
теплые и дружественные отношения. Они были отдаленно знакомы еще до поступления Николая
Федоровича на службу в библиотеку Музеев, причем познакомились через П. И. Бартенева.
Первую встречу с мыслителем Е. С. Некрасова в некрологе датирует 1872 г. Н. Ф. Федоров, по
просьбе П. И. Бартенева, занес ей экземпляр "Русского архива" с ее публикацией (тогда же
случился и небольшой курьез: скромное одеяние Н. Ф. Федорова ввело в заблуждение молодую
писательницу и она, "приняв его по костюму за лакея", "выслала ему двугривенный" ("Русские
ведомости", 24 декабря 1903, № 353). В архиве Е. С. Некрасовой сохранилась сопроводительная
записка П. И. Бартенева: "С благодарностью препровождаются к Е. С. Некрасовой № 10 "Русского
Архива" 1872 и причитающиеся в размере 25 р. с листа 26 рублей. Петр Бартенев. 1872. Октября
16-го" (ОР РГБ, ф. 196, к. 10, ед. хр. 24, л. 1). Она-то и дает возможность установить дату первой
встречи Федорова и Некрасовой: 16 октября 1872 г.
После поступления Н. Ф. Федорова в 1874 г. на службу в Московский Публичный и
Румянцевский музеи, они регулярно виделись в его стенах. Е. С. Некрасова занималась в
рукописном отделении под руководством А. Е. Викторова, работала и в читальном зале.
Некоторое время, "в конце 70-х годов" Федоров и Некрасова были соседями по Набилковскому
переулку: семья писательницы постоянно проживала там в собственном доме, а Николай
Федорович снимал комнату. В некрологе Екатерина Степановна, описывая ежедневный уклад
жизни мыслителя, опирается как раз на воспоминания этого времени.
По всей видимости, Н. Ф. Федоров, как и другие "музейцы" - А. Е. Викторов, Д. П. Лебедев,
Н. И. Стороженко - бывал в доме сестер Некрасовых. Заходила и она в каморку мыслителя - ее
описание также есть в некрологе.
Как можно заключить из письма Н. Ф. Федорова Е. С. Некрасовой от 6 апреля 1880 г., был
период, когда мыслитель испытывал к ней сильные, возвышенные чувства. Вряд ли
Е. С. Некрасова ответила ему взаимностью. Она глубоко уважала Николая Федоровича, ценила
его ум и разностороннюю образованность, но не более того. В начале 1880-х гг. сердце молодой
женщины было занято Г. И. Успенским: он восхищал ее и как писатель, и как мыслитель, и как
человек. В течение ряда лет их связывала нежная дружба, однако чувства Е. С. Некрасовой были
гораздо более серьезными. Екатерина Степановна тяжело переживала свою безответную любовь,
а в 1885 г., после ее попытки все-таки перейти рамки дружбы, отношения между ней и Успенским
были прерваны "без всякой пощады и надежды..." (ОР РГБ, ф. 196, к. 8, ед. хр. 10, л. 1об.).
В феврале 1885 г. Е. С. Некрасова записывает в своем "Дневнике": "Нашла минута грусти,
сознание надвигающихся годов, из которых все дальше и дальше уходит возможность молодого
счастья... праздники личной жизни становятся все реже... И жаль прошлого... и хочется еще... раз,
хоть только один раз "счастья". И вот воспоминание о всех, кто давал его, кто мог бы дать, кто
был бы готов дать" (там же, л. 5). Назвала ли она мысленно среди тех, "кто был бы готов дать" ей
личное счастье, и Н. Ф. Федорова, Бог весть. Ее отношения с мыслителем оставались теплыми и
сердечными и в 1880-е и в 1890-е гг., хотя, по собственному ее признанию, в 1890-х годах она
"редко видала Николая Федоровича". Федоров продолжал оказывать содействие ее научным
изысканиям, в ответ на ее библиографические запросы подбирал книги, наводил необходимые
справки. И уже будучи совсем больным, меньше чем за две недели до кончины, откликаясь на
просьбу писательницы, вел поиск необходимых материалов для статьи о Герцене, над которой она
в то время работала.
Дневники Е. С. Некрасовой отчасти раскрывают нам натуру этой безусловно неординарной
женщины. Личность сильная и целеустремленная, умеющая целиком отдавать себя тому делу, в
котором видела она смысл и цель жизни, Екатерина Степановна была при этом и глубоко
чувствующим человеком, много страдавшим и умеющим сострадать. Она в полном смысле этого
слова была "ранена смертью". Главное потрясение ее молодости - кончина любимой сестры
Варвары, одной из первых русских женщин-врачей, в 1877 г. погибшей от тифа на русско-
турецкой войне. Образ умершей сестры постоянно сопровождает Е. С. Некрасову. О ней она
пишет книгу "Жизнь студентки" (М., 1903), о ней часто вспоминает в дневниках, эмоциональный
лейтмотив которых - ощущение хрупкости и неумолимой конечности жизни, скорбь и тоска по
ушедшим, страх перед новыми потерями... "Мое пожелание: чтобы смерть никого из моих
кровных и духовных родных не брала [...]. Только бы смертей не было. Ничего нет ужаснее
смерти, - разумеется, - не своей, а чужой", - записывает она в ночь с 31 декабря 1882 на 1 января
1883 года (ОР РГБ, ф. 196, к. 7, ед. хр. 5, л. 5 об.-6). "И чтобы все были живы!!! - вот мои
пожелания на 1885 год" (ОР РГБ, ф. 196, к. 8, ед. хр. 10, л. 4) - читаем в другой тетради.
После разрыва с Успенским Е. С. Некрасова окончательно отказывается от надежд на личное
счастье. Отныне ее жизнь целиком отдана литературе, общественной, просветительной деятельности.
"Екатерина Степановна была типом семидесятницы по идеям и по складу; народническое настроение
в ней было углублено, расширено знанием предшествующих эпох русской и иностранной
литературы", - писала Н. А. Макшеева в статье "Памяти Е. С. Некрасовой" ("Русская мысль", 1905,
№ 2, с. 189-191). Будучи убеждена в важности образования народа, считая, что только через
приобщение многомиллионных масс к достижениям мировой культуры станет наконец возможно
преодоление разрыва между интеллигенцией и низшим сословием, она деятельно пропагандировала
эти идеи в своих статьях, сама писала для народа, а также "на протяжении многих лет [...] составляла
на свои средства библиотечки научно-практической, справочной, медицинской и доступной
народному пониманию художественной литературы (предпочитая неадаптированные произведения
лучших русских писателей) и пересылала их в провинцию" (М. М. Казбек. Е. С. Некрасова // Русские
писатели. Биографический словарь. Т. 4. М., 1999, с. 281).
Так же как и другие лица, близко стоявшие к Музеям, регулярные посетители Каталожной,
Е. С. Некрасова постоянно оказывала помощь Музеям: "не только дарила много книг и рукописей
Музеям, но нередко безвозмездно предлагала свой труд для описания музейских коллекций. Так ею
вместе с сестрой Анной Степановной была разобрана и описана коллекция народных картинок, долго
лежавшая неразобранной" (Отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев за 1904 г., с. 56-
57). Эта традиция безвозмездного, бескорыстного труда сложилась в Музеях во многом благодаря
Федорову, и здесь Екатерина Степановна оказалась под его несомненным влиянием.
Особенно много времени и сил Е. С. Некрасова уделяла Музеям после создания там Комнаты
людей 1840-х годов. Она взялась за дело организации этой комнаты с энергией и энтузиазмом,
привлекала к сотрудничеству родственников Герцена и Огарева, историков литературы и
общественной мысли, коллекционеров - подобно тому как Федоров в свое время приобщал лиц из
своего окружения к добровольному библиотечному труду, - неустанно заботилась о расширении
коллекции. При этом "все пожертвования, проходившие чрез ее руки, она приводила в порядок,
рукописи переплетала, заказывала рамки для портретов и т. п.
Е. С. Некрасова пережила Н. Ф. Федорова всего на год. Она скончалась 13 января 1905 г. Весь свой
архив, все собранные за многие годы историко-литературные материалы были завещаны ею Музеям.
|
|
На первый взгляд Н. Ф. Федорова и Е. С. Некрасову мало что связывало. У них были
совершенно разные общественно-политические взгляды: Е. С. Некрасова - демократка, ее кумиры
- М. Е. Салтыков-Щедрин, Г. И. Успенский, она печатается в либеральных журналах, активно
участвует в женском движении. Федоров - убежденный монархист, мыслитель религиозный,
выступающий против секулярных тенденций в общественной и государственной жизни, в
культуре в целом. И тем не менее вероятно было что-то в личности Е. С. Некрасовой, что
привлекло мыслителя, заставило его питать к ней "беспредельную, исключительную
привязанность".
Вряд ли Е. С. Некрасова была знакома с учением Н. Ф. Федорова. Она знала и представляла его
прежде всего как замечательного библиотекаря и библиографа-энциклопедиста, с одной стороны, и
как человека подвижнической, аскетической жизни, с другой. Такое восприятие Федорова нашло
отражение в некрологе мыслителя, написанном ею для "Русских ведомостей". Но если в беседах с
Некрасовой Федоров и не касался собственно воскресительных идей, то уж проблему сохранения и
увековечения памяти об "отцах", отношения к наследию прошлых эпох оба вряд ли обходили
молчанием.
Идеи Н. Ф. Федорова о важности всякого архивного, собирательского труда, коль скоро он
помогает сохранить для потомков судьбы людей давно ушедших, не могли не затронуть
Е. С. Некрасову.
Примечательно, что как раз такой труд занимает большое место в деятельности
Некрасовой во второй половине 1880-х-начале 1900-х гг. В ее личном фонде в ОР РГБ сохранились
тетради со вклеенными в них автографами писателей, профессоров, ученых, деятелей культуры, с
которыми она в разные годы переписывалась и с которыми в большей или меньшей степени ее
сводила судьба. К каждому автографу писательницей сделано предисловие: в одних случаях в нем
даны биографические сведения о лице (особенно это ценно, когда речь идет о фигурах второго или
третьего порядка, не учтенных большой историей и не удостоившихся энциклопедической статьи); в
других - краткая характеристика личности, примечательные черты к портрету; в третьих речь идет о
том, как именно было связан тот или иной корреспондент с самой Некрасовой, а порой содержатся
все эти сведения вместе, причем в ряде случаев к автографу приложен еще и фотопортрет (см. ОР
РГБ, ф. 196, к. 23, ед. хр. 47-51, к. 24, ед. хр. 5). Точно такая же работа проведена Е. С. Некрасовой и
в отношении женщин-писательниц и женщин-врачей (там же, к. 24, ед. хр. 1-4, 6, 7). Вряд ли
Екатериной Степановной в ее собирательской деятельности двигало самолюбие, желание
представить, сколь широким был спектр ее общения и сколь многие деятели науки и культуры
охватывались этим спектром. Сейчас, по прошествии ста лет, когда все, кого отметила Некрасова в
своем собрании автографов, уже умерли, ее тетради с письмами, биографическими справками и
портретами воспринимаются как своего рода синодик, воскрешая для потомков образы давно
ушедших. И читая их, нельзя мысленно не вспомнить Федорова
Каждая рукопись, каждый портрет
снабжались ею объяснениями и описью и даже занумеровывались, причем всему пожертвованному
ею велся подробный инвентарь" (там же, с. 57-58). Можно предположить, что Н. Ф. Федоров
сочувственно относился к этой стороне деятельности Е. С. Некрасовой, так же как и к ее работе по
собиранию архива А. И. Герцена - ведь все это был труд, восстановляющий память о поколении
"отцов".
|