Семенова С.Г., Гачева А.Г. Космическая мысль России

Материал из Н.Ф. Федоров
Перейти к: навигация, поиск

«Русь, Русь?.. <…> Что пророчит сей необъятный простор?» Эти строки из «Мёртвых душ» прозвучали как вопрошание о России, о смысле её тысячелетней истории, о грядущем её назначении. В 1870-е годы знаменитый библиотекарь Румянцевского музея, Московский Сократ Н.Ф. Фёдоров дал свой ответ на вопрошание Гоголя: «Наш простор служит переходом к простору небесного пространства, этого нового поприща для великого подвига». Сказанное слово оказалось пророческим. Меньше чем через столетие Россия первой из мировых держав вышла в космос.

Каким видел будущее мира и человека этот апостол космической эры, знаменитый библиотекарь Румянцевского музея, собеседник Л.Н. Толстого и В.С. Соловьёва, вбросивший в духовную почву России семена поистине универсальных идей? В его «Философии общего дела» звучит мысль о высоком призвании землян, поприщем дела и творчества которых становится вся Вселенная. Не только созерцателем мира – земного пространства, величественной панорамы звёздного неба («Открылась бездна, звезд полна. / Звездам числа нет, бездне – дна» – М.В. Ломоносов) является человек. Он – деятель в мироздании, существо, ответственное за бытие во всей его полноте – и за землю, обитателем которой он является, и за «ныне бездушные, холодно и как бы печально на нас смотрящие звёздные миры», правителем которых должен он сделаться в процессе истории.

Долг управления миром вверен человеку природой, приходящей в его лице к самосознанию, Богом, создающим человека как Своего соработника, дающим ему заповедь «обладания землёй». Это обладание противоположно паразитарному потреблению, истощающему и поганящему тело земли. Эксплуатации противостоит регуляция, обращённая и к разрушительным природным стихиям (землетрясения, наводнения, цунами, эпидемические болезни), и к зловещим плодам неразумной, хищнической активности человека (истощение земли, парниковый эффект, радиация и т.д.), о которых философ всеобщего дела предупреждал ещё 150 лет назад.

Философия русского космизма, которая зачинается с Фёдорова, основана на идее направленности эволюции – ко всё более нерв­но изощрённым, свободно-личностным и высшим духовным формам. Жизнь и сознание предстают здесь «третьим началом термодинамики»: они противодействуют энтропии, вносят в мир качество «стройности» (Н.А. Умов). По мысли В.И. Вернадского, человеческий разум, нераздельный с нравственным чувством, является «великой геологической, быть может, космической силой», орудием созидания ноосферы, нового, организованного состояния биосферы Земли.

Преодоление силы тяготения земного, выход в околоземное, а затем в околосолнечное пространство – эта мечта сближала Фёдорова и К.Э. Циолковского. В юности будущий родоначальник теоретической космонавтики проходил свои университеты в библиотеке Румянцевского музея и потом, уже на склоне лет, называл «Фёдорова необыкновенным человеком, а встречу с ним – счастьем». Впрочем, при общем требовании космической экспансии рода людского, преобразовательной активности человечества, направленной на макрокосм, собственно философские взгляды Фёдорова и Циолковского значительно расходились.

Идеи христианского космизма вслед за Фёдоровым развивали выдающиеся представители религиозно-философской мысли России: В.С. Соловьёв, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, П.А. Флоренский. Подобно Умову и Вернадскому, они утверждали негэнтропийное качество жизни, указывали на «Логос, действующий в материи» и влекущий её к совершенству. А рядом с жизнью, как её помощника и агента, рядом с Божественным началом, влагающим в бытие зерна преображения, ставили человека, призванного к гармонизации мира, раскрытию его софийности, дабы «явился в твари её изначальный космос» (Флоренский). В трудах христианских космистов была раскрыта «онтологическая и космологическая сторона христианства» (Булгаков), развита философия хозяйства и философия творчества. Они намечали благую перспективу истории, настаивая на внесении активно-христианского идеала во все сферы человеческого знания и умения: в культуру, искусство, образование, науку, технику, экономику, социальную жизнь.

Основу космического жизнечувствия составляет любовь. Любовь – как сопричастность всему в бытии, способность вместить в своё сердце и меньшую тварь земли, и светила небесные, и человека. Живое ощущение всеединства не оставляет места отчуждению, разрыву человека и мира, рождающему антропологический и онтологический пессимизм. Оно идёт рука об руку с верой в созидательный смысл бытия и в человека как орудие осуществления этого смысла. Человек здесь не выкидыш, не «пятое колесо в телеге» под названием жизнь, как подчас казалось отчаянным и безверным героям Ф.М. Достоевского, но возлюбленное дитя мира, устремлённое к совершеннолетию, а значит – к благому, совершенному действию.

Философия космизма пронизана интенцией восхождения. От homo sapiens к homo sapiens explorans (Умов) и homo immortalis (В.Ф. Купревич), от человечества к богочеловечеству (Соловьёв, Булгаков, Флоренский), от атомарности и розни ко «всемирному родству», «многоединству» по образу и подобию Божественного Триединства (Фёдоров). Это восхождение иное, чем в религиозных системах Востока, в эзотерической традиции, где дух и душа, проходя разные материальные и иноматериальные сферы, совлекают их как мешающую одежду, сбрасывают, как змея застарелую кожу, как гусеница, ставшая бабочкой, кокон. Венец эволюционного процесса – человек воскрешающий, способный восстановить распавшееся в смерти триединство тела, души и духа, сообщая «телу духовному» (1 Кор., 15:44) качество вечности.

ПРОРЫВ ВРЕМЕННОЙ И ПРОСТРАНСТВЕННОЙ ФАТАЛЬНОСТИ
Мы и как индивиды, и по нашему местообитанию ограничены во времени и пространстве. Что единственное в нас несёт качество бесконечности? Наш дух, сознание, но спёрто оно со всех сторон фатальностями ограничений. Этот парадокс человека, фундаментальную антиномию его бытия, рождающую нестроения и разрывы во внутреннем мире личности, не раз выражала русская литература: «А я здесь в поте и в пыли / Я царь земли, прирос к земли» (Ф.И. Тютчев); «Страшно подумать, что настанет день, когда я не смогу сказать: я! При этой мысли весь мир есть не что иное, как ком грязи» (М.Ю. Лермонтов). Но только мыслители плеяды космизма указали на глубинную взаимосвязь двух фундаментальных ограниченностей нашей природы: привязанности к земле и короткодыханности человеческой жизни. Овладение пространством, новыми средами обитания, ноосферное освоение и преобразование земли, этой святой колыбели, детского очага сознательной, чувствующей жизни, совершеннолетне расширяющейся в космос, невозможно без одновременного овладения биологическим временем, без радикального размыкания индивидуальных рамок жизни, сознательного управления процессами жизнедеятельности организма, который должен становиться всё более гибким, пластичным, могущественным, неразрушимо-бессмертным. Выразительно сказал об этом в 1960-е гг. биолог В.Ф. Купревич: «Человек, живущий несколько десятилетий, так же не способен преодолеть межзвёздное пространство, как бабочка-однодневка не может преодолеть океан».</span></p>

ЛИТЕРАТУРА КАК ВДОХНОВИТЕЛЬНИЦА КОСМИЧЕСКОЙ ЭРЫ
Среди предтеч космизма были выдающиеся творцы культуры. Энциклопедист М.В. Ломоносов, запечатлевший высоким одическим штилем панораму звёздного неба, ставил разум, пытающий естество, на службу Божественному провидению. А.Н. Радищев в трактате «О человеке, о его смертности и бессмертии» убеждал своих современников: «вечность не есть мечта». В.Ф. Одоевский провидел глобальные кризисы XX века и выход из них полагал в деятельном синтезе веры, знания и искусства. А знаменитый драматург А.В. Сухово-Кобылин, создатель философского учения «Всемир», указывал: в перспективе истории человеческий род из земной, теллурической стадии развития перейдёт в солнечную, солярную стадию, а затем достигнет и сидеральной (звёздной) стадии, проникнув в глубины космоса.

Русский авангард начала XX века, чаявший перехода от творчества культуры к творчеству жизни, в своих исканиях пересекался с русским космизмом. Ещё Фёдоров выдвинул идею искусства будущего как всеземного, всекосмического художества: в союзе с научным знанием, вдохновляемое религиозным идеалом, оно борется с силами хаоса и разрушения, восстановляет в бытии Божественный первообраз. В эстетике жизнетворчества, которую развивали вслед за Фёдоровым Соловьёв, Бердяев, А.К. Горский, Н.А. Сетницкий, В.Н. Муравьёв, В.Н. Чекрыгин, законы художественного творчества, созидающие мир совершенных, прекрасных форм, становятся законами самой реальности. Цель искусства – «организация мировоздействия». Высшим, совершенным художеством может быть только «Преображение Космоса», «Построение Рая».

Мечта о грядущем человечестве, что заселит пространства Вселенной, преодолеет время и смерть, станет соборным художником мироздания, полногласно зазвучала в поэзии: «Царём над жизнью нам селить просторы / Иных миров, иных планет» (В. Брюсов); «Мы – зодчие земель, планет декораторы» (В. Маяковский); «Мы будем человечеством крылатым» (И. Филипченко). В духоподъёмные 1920-е годы образ «вселенского труда», открывающего эру «планетарно-космического» действия, запечатлели поэты «Кузницы», а поэты-биокосмисты выдвинули лозунг «иммортализма» и «интерпланетаризма». Идея восстановления всечеловеческого родства, сыновнего долга живущих, универсальной ответственности разумных существ перед бытием, перед всей тварью, что «совокупно стенает и мучится доныне» (Рим., 8:19), определила философскую тональность творчества В. Хлебникова, Н. Клюева, М. Пришвина, А. Платонова, Н. Заболоцкого…

В такой воздымающей атмосфере формировалась теоретическая мысль пионеров отечественной космонавтики С.П. Королёва, Ф.А. Цандера, В.П. Глушко, Ю.В. Кондратюка. Философия космизма, вдохновившая литературу, явила подлинные духовные корни космического проекта России, его энтелехию (целенаправленность). И к этой философии, и к этому проекту лучше всего применимы слова Андрея Платонова: «Невозможное – невеста человечества и к невозможному летят наши души».

ПОЧЕМУ НАРОД ТАК ОСТЫЛ К КОСМОСУ?
И что же теперь, когда так обесценен оптимистический, максималистский пафос, вообще всяческая героика, которую не может не востребовать такое грандиозное Общее Дело? Когда народ так остыл к космосу, остыл глубинно, если не сказать принципиально? Раздаются голоса: какой ещё космос – на Земле такой беспорядок, голод в целых регионах, озверение… на кой миллионы сжигать в космосе, если свои пенсионеры еле-еле жалко выживают?.. Почему должен я ради каких-то будущих космических аргонавтов себя урезать в жизненных благах или просто минимуме? Всё равно мало чего внятного из этого космоса выходит.

Да, перед нами очевидный откат, естественная реакция на предыдущую эпоху с её дефектными идеалами и нередко суррогатами героизма. Оглядываясь на прошедшее, мы знаем по историческим зигзагам, психологическим сменам массовых настроений, что неминуем новый накат и подъём – нельзя абсолютизировать нынешнее состояние наших душ и ценностей… и это пройдёт… Прорыв человеческого рода за пределы Земли отвечает эволюционным требованиям, логике восходящего развития. В этом смысле поворота назад уже не может быть. Не забудем и о принципиальной неотделимости Земли от космоса, о тонкой взаимосвязи происходящего на нашей планете с Целым Вселенной, отмеченной выдающимся учёным, Леонардо да Винчи XX века А.Л. Чижевским. Эффективное решение планетарных проблем невозможно в узких земных пределах.

Нынешняя реакция на космос воочию свидетельствует, насколько нельзя отрывать космическую программу, победу над пространством, и программу медико-биологическую: долгожительство, бессмертие, победу над временем. А вот если нераздельно соединить овладение космосом с совершенствованием собственного организма в направлении реального расширения рамок жизни всех и возвращения к новому преображённому бытию уже ушедших, то есть зацепить самый животрепещущий интерес каждого, – тогда только может вновь и уже с гарантией большей прочности зафонтанировать былой космический энтузиазм.

ВЫЖИВАНИЕ ИЛИ ВОСХОЖДЕНИЕ?
Космическая эра только началась. Человечество делает в освоении космоса самые первые шаги. Если брать аналогию уже пройденного развития, оно здесь находится на стадии топора и колеса по сравнению с достижениями современной цивилизации, с аэропланами, ракетами и компьютерами. Но уже сейчас можно говорить о колоссальном нравственном и мировоззренческом значении космических программ. Они напоминают нам об универсальных задачах рода людского, о необходимости концентрации сил и энергий, растрачиваемых ныне на пустяки и взаимную борьбу. Космическое мышление прорывает фатум замкнутости земли, учитывает новый фундаментальный фактор развития – разум, новую форму организованности живого – рефлективное сознание.

Нынешние сценарии будущего упираются в предел – ресурсов, возможностей технической, антропогенной нагрузки на природу, одним словом, в истощение биосферы. Отсюда призывы остановиться в безумной индустриально-потребительской гонке, опамятоваться, сократиться численно, ужаться, по одёжке протягивать ножки, вернуться к какой-то прежней гармонии с природой, хотя бы до острокризисного сегодняшнего положения, и так потихоньку в некоем гомеостазисе выжить. Панически высчитывают соотношение иссякающих природных ресурсов и наличных душ и всё более поддаются на искус «людоедской» демографии: максимально сократить эти души…

Активно-эволюционный, ноосферный подход резко контрастирует с этим кругом идей. Здесь не выживание, а восхождение, космическая экспансия, умножение населения, да ещё победа над смертью, а христианский космизм в лице Фёдорова говорит и о восстановлении всех когда-либо живших. Да, это представляется чистой фантазией и безумием, но только в плоскости нынешнего фундаментального выбора и уклада, их логики. Как-то Кромвель записал на своей Библии: «Если человек не становится лучше, он перестаёт быть хорошим» – прекрасный эпиграф, приложимый к борьбе за императив восхождения против безнадёжно-позорного выживания, обрекающего на стагнацию и неизбежную энтропийную деградацию.

Литературная газета, 11 апреля 2012 г.