Прожила во восемьдесят лет, пролепотала, глядь сколько. А теперь уж думаю: ладно, неправда, скоро, скоро туда. Теперь скоро, скоро зарыють (=зароют), засыпють, стэль не вылезу.

Любименькие люди, вот была жизнь. Тады была, называется по-нашему варагуша. Щас маляриею ее назвали, малярея. Ина меня сильно молодую трепала, три раза на день забирала. А плохо, питаниев нет. Думаю, работать надо: и в колхоз гонють, и своя работка есть. Пойду-ка я. Эх! Суседка одна кажеть: «Катя, я, – говорить – сходила, мене уколы, – говорить – дали. Два укола, – говорить – хвершал дал. Я, – говорить – теперь мене один разочек забираеть». Пойду уж и я.

Э, родименькие мои люди, пришла к хвершалу. Коршуновым-то звали. «Что ты. Родина?» – «А родименький, да как же мне мучиться? Ты ж, – говорю, – товарка мне кажеть, дай мене хоть уколик, – говорю, – я ж не работник». А ён обслухал мене, поглядел: «Родина, тебе укола никакого нельзя давать. Нельзя тебе укола давать». Думаю: «Эх! То-то карман мой худой, бедная, то-то видно я». Вот. Вот не лгу тобе, золотенный! И нечего ждать-то мне и врачу. Аниске-то там с товаркой дал! Пытаю: «Анис, ты, видно, одарила, тебе дал, а мне и укола не даёть».

Так. Тогда: «Приходи завтра». Пошла. Дал мне этых пирюлек, пирюлек, тых, что пьють-то. «Вот, Родина, по три или по четыре как-то, или по три в день. Вот пей». И он мне пачку целую дал. Вот умру – не забуду. Не лгу, мои возлюбленные, можеть...На божницу положила эты пирюльки. Шёл...А два раза уж оттрепало. Шёл бригадир Павлик Анюткин, так: «Родина, на работу». – «Павлик, а сама не выговариваю, – бо-бо-бо-бо-бо». Не выговариваю, треплет же. – «Что ты лежишь в землянке?» – «А Павлик, лежу. Ещё лишь оттрепало, заначинаеть, говорю, теперь мене трепать» – «А на наряд надо идтить!» – «Подайте, говорю, мене, – а уже чувствую, – подай мне, говорю, на божнице пиль...там коляски мне подай. Можеть...»

И вота, Леночка, ён мне подал. А чтоб же мне...Сама неграмотная с начатья. Сколько он сказал, Коршунов, не знаю. «А, – кажу, – шо будь, то будь. Ещё них...простите за это, а чёрт с нею. Треплет – нехай на смерть тре...да как же мне мучиться?» Штук буде пять али шесть. «А, шо будеть, то будеть. Бросить – бросить, а нет – нет».