- Потом пошла в этот в диман за ожевикой, мы ходим туда: там всегда много её. Одна пошла, утром рано встала, пошла. Прихожу туда; нарвала уж много, так с полведра. Приехали две женщины, а одна одной..., а я слышу, а недалёко от мене, и говорять, одна-то одной говорить: «Ты, Маруськя, не подходи к вон энтому кусту, там свиньяки лежать». Это уж вот от годов пятнадцать тому назад было. И... а она гв... не утерьпела: «Я пойду погляжу, какие они есть». Ну и к этим свиньям. А их двенадцать штук лежало и... ух, они все бегуть и все на мене, направили их оттуда. А я испужалась, стала вот так вот, и чё вот волос непо... почему ото чую, что волос вот как бы от тела отстаёть, а они - один с этого боку, другой - с этого боку. Прожгли. А большой-то секач, прямо большой такой, так с метр от мене, и шашком, и рысью не побег. А эти так подзимки все и мимо мене прожгли, и больше я их не видала. В лес ходила тоже на..., тоже кабан вот так вот. Лося. Лось. Пошла в лес тоже за ежевикой. И жарко было. А он, значить, в кусту стоить и мордочкей-то на стёжке. А я иду по стёжке, а говорю: «Лошадь что ль какая-то?». И вот так, как вот вы сидите, да говорю: «У, зачем ты суда зашла, в такую болоту?» Боже мой, выше мене прыгнул, это я правду вам рассказываю, ну, и я все ольхи знаю, где тут чё есть, и уф..., ну всю жизнь прожить. Так он выше мене прыгнул, как дал, а это лось. И..., а я говорю: «Лошадь, что ль». А он не лошадь, а лось. Во-он чё было. Ой, невозможно. И под саньми тах-то ж, упала и сани..., болохусь (= волочусь) под саньми, под этими...

- Это как же?
- Ну на волах ехала женщина, а мы в школу в перьвый класс ходили, и «Девчата, садитесь, я вас прокачу». Они чё же сани, а там где ж садиться, а мы на эти вот «посадились» на палочки-то. И все попадали, и хто па... головой под сани. А она едеть и «Цоб-цоб» быков гонить. А мы кричим и лицо посбили собе. Ну потом ей же шумять: «Останови, глянь, говорить, девчата у тебе все под саньми». Ну ничего. Всё, всё былo.