Судьба Николая Григорьевича Холодного, известного советского ботаника и микробиолога, внешней своей канвой, вероятно, мало чем отличалась от судеб множества других ученых-натуралистов, скромных, незаметных подвижников, что любовно и бережно, терпеливо и неустанно трудятся «среди природы и в лаборатории» (именно так, кстати, и называлась одна из книг Н. Г. Холодного), ища ключи к заветным дверцам мироздания. Детская любовь к естествознанию, увлечение ботаникой и орнитологией приводят юношу в Киевский университет, на естественное отделение физико-математического факультета. С тех пор начинаются годы работы по 14 часов в сутки, буквально до самой старости: опыты, наблюдения, исследования, экспедиции, биологические станции. Параллельно он читает лекции, ведет практические занятия со студентами, создает прекрасную микробиологическую лабораторию в университете, заведует сектором физиологии растений в Институте ботаники. И при этом пишет научные труды по физиологии и экологии растений, микробиологии и почвоведению, биофизике и биогеохимии. Разрабатывает учение о гормонах растений и гормональную теорию тропизмов. Семьи у него нет, он целиком погружен в наблюдения, эксперименты, научную деятельность. Последние годы жизни Николай Григорьевич проводит на Днепровской биологической станции, в маленьком домике, который специально выстроили для него, ее старожила и бессменного обитателя. До самой кончины продолжает привычные исследования, бродит по окрестностям, пишет...
Но уникальна, заповедна внутренняя его судьба, та история личности, что не фиксируется скупыми строками биографической справки и энциклопедической статьи, а прячется в желтые от времени страницы дневника, проглядывает сквозь строки личных воспоминаний, писем, художественных автобиографий. «Воспоминания и мысли натуралиста», написанные Н. Г. Холодным, - попытка рассказать свою жизнь как бы изнутри, в неразрывности внешних и внутренних событий, фактов биографии и этапов духа и души. Читая эту книгу, понимаешь, наконец, почему он, зрелый ученый и академик. всю жизнь занимавшийся сугубо специальными вопросами, поставивший тысячи экспериментов, целых 4 года из уже считанных, оставшихся ему лет посвящает работе над философскими заметками «Мысли натуралиста о природе и человеке», пытаясь дать свой, всей жизнью выношенный ответ «на вечные вопросы о бытии человека и Вселенной».

Еще «на заре туманной юности» его одинаково сильно влекло и к естествознанию, и к философии. И сделав выбор в пользу изучения природы, он никогда не угашал духа. Будучи в университете - посещал курсы по философии и психологии, в философском семинаре готовил доклады на этические темы, участвовал во всевозможных диспутах. Да и свою задачу, задачу натуралиста, никогда не считал отделенной непереходимой пропастью от проблем общефилософских и общечеловеческих. Его идеал - «мыслящий натуралист», главная заповедь которого - «не быть пассивным созерцателем, а поддерживать в себе неугасимый огонь живой деятельности мысли, умело ставящей природе вопросы и настойчиво добивающейся ясного и однозначного ответа на них». Не просто глядеться в осколки мирового зеркала, а восстановить его в собственном сознании, понять роль человека в истории и грядущей судьбе космоса. ^ВВЕРХ 

Наблюдения, эксперименты, даже обычная учеба - все устремляло Н. Г. Холодного к предельно широким обобщениям. «В сознании постепенно вырисовывалась все более отчетливо картина мира, космоса во всем его красочном многообразии и во всей его загадочности. В то же время росла вера в силу человеческого разума, в его способность разгадать все тайны природы, осветить все то, что пока кроется во мраке». Быть может, и самая заветная его мысль о космической сущности человека рождалась во время многочасовых прогулок по лесам, полям, горам, созерцаний небесного свода. Ведь еще мальчиком он вместе с братом соорудил домашнюю обсерваторию и ночами пока еще по слогам разбирал «звездную книгу».

Натуралист, всем существом своим обращенный к живому миру, он противился гордынной оторванности человека от космоса, искусственной его вознесенности над всей живой и неживой природой. Ибо такая установка, быть может, и поднимая человечество в сфере мысли на небывалую высоту, в реальной практике провоцирует на бесчувственное и нередко невежественное вмешательство этого самозваного «хозяина мира» в исконные свои «владения». В брошюре «Мысли натуралиста о природе и человеке» Н. Г. Холодный провозглашает настоящую анафему «антропоцентризму», называет его «основным, «первородным» грехом человеческой мысли», обрекающим на незнание, бессилие, слепоту. Ученый опирается в своих выводах на объективные данные науки, что включает человека в единую эволюцию природы и космоса. Научное мышление мало-помалу вычерчивает перед нами контуры нового мировоззрения - антропокосмизма. Это мировоззрение повествует о внутренней, имманентной связи человека с жизнью природы, пестует в каждой личности «космическое чувство»: чувство живого единения со всем мирозданьем и со всем человечеством «как важнейшим носителем космической жизни на планете», чувство ответственности «за всех и за вся». Антропокосмизм полагает реальную основу человеческой активности и творчеству, поскольку, будучи частью природы, человечество действует в ней как «мощный эндогенный фактор», а такое влияние сильнее и глубже всякого рода внешних воздействий. ^ВВЕРХ 

Многое в «Мыслях натуралиста...» напоминает идеи Вернадского. Сходство тут не только типологическое, вызванное общностью основных положений активно-эволюционной мысли. Ученые были связаны и биографически. Вместе работали на Днепровской биологической станции, вместе трудились над проектом Украинской академии наук, переписывались. Вернадский довольно сильно повлиял на своего младшего коллегу. По своему мировоззрению Холодный долгое время был законченным дарвинистом и в одной из статей пропел настоящий гимн «естественному отбору», именуя его «творцом живой природы», главной движущей силой эволюции. Первоначально и брошюра его называлась «Мысли дарвиниста о природе и человеке» (курсив наш. - А. Г.). Эту маленькую книжечку, отпечатанную в 1944 г. в Ереване тиражом всего 50 экземпляров, автор тут же посылает Вернадскому. Ученый заинтересованно откликнулся: «Я считаю, что обсуждение этих основных вопросов в науке является чрезвычайно важным в настоящее время, в данный исторический момент». Далеко не со всем был согласен Вернадский в работе Холодного. В качестве ответа в том же 1944 году он публикует небольшую статью «Несколько слов о ноосфере», где более точно, чем Холодный, формулирует представление о характере эволюции и роли в ней человека: кладет в сердцевину эволюционного процесса явление цефализации, говорит о новом, ноосферном его этапе. Причем деятельность человека в биосфере Вернадский не ограничивает лишь познанием ее законов (как это первоначально было у Холодного). Напротив, в творчестве ноосферы, в преображении лика Земли, а в перспективе и всего космоса видит он эволюционную задачу человечества.

Идеи, изложенные Вернадским в этой статье, помогли Холодному сгладить некоторую противоречивость своих постулатов: с одной стороны, человек провозглашался им творческой, устрояющей силой мирозданья, а с другой - вся роль его в миропо-рядке заключалась лишь в приспособлении к природе, умению жить в ней, так сказать, во всеоружии разума и техники. В новый вариант «Мыслей...» (озаглавленных теперь, кстати, «Мыслями натуралиста...», поскольку, по словам ученого, он «опирался уже на более широкую основу») он вводит и понятие цефализации. А в качестве некой сверхзадачи для человечества хотя и достаточно робко, с оговорками, но поставляет именно изменение нынешнего, бессознательного типа существования биосферы, одухотворение материи, торжество разума над «слепыми силами природы». Предполагает он и возможность постепенно распространить власть разума и на «внутренняя» человека, высветлить потаенные уголки психики, регулировать некоторые инстинкты, в том числе и половой, обратив эротическую энергию на творчество и работу сознания.

Нынешний читатель, быть может, найдет в «Мыслях натуралиста...» некоторую излишнюю спрямленность и резкость оценок той философской и религиозной традиции, что объясняла человека не на основе его укорененности в природной жизни, а из бытия духа, ориентировала развитие на высший нравственный идеал. А он действительно не может быть найден в области несовершенного, эволюционирующего сущего, но излучается в мир из сферы должного порядка вещей. У религиозных мыслите-лей-космистов мы всегда встретим образ благобытия, «конечного идеала», той высшей точки, к которой и устремляется эволюция (вспомните хотя бы точку Омеги у Тейяра де Шардена). Н. Г. Холодный мыслит совершенно иначе. Это тип безрелигиозного мыслителя. Нет для него ничего вне-, а тем более сверхприродного, того, что не подчинялось бы «железным» ее законам. И человек для него, разумеется, всецело природное существо, замкнут тесными рамками сущего. Потому-то и «конечная цель» развития характеризуется в «Мыслях...» весьма и весьма неопределенно, принимая очертания лишь справедливого общественного уклада. А такой «коммунистический рай» хоть он и ближе, и понятнее «эвклидову уму», но от «небесного рая», от абсолюта преображенного мироздания весьма и весьма далек. Берега сущего и должного у Холодного так и остались разведенными, а союза религии и научного знания, который воздвиг бы между ними мост братского, всеобщего дела, он не признавал. И если для Н. Ф, Федорова, В. С. Соловьева, Тейяра де Шардена и других космистов смысл и задача эволюции - в победе над временем, в достижении личного бессмертия, в восстановлении всех когда-либо живших, то для Холодного, атеиста и природопоклонника, личное бессмертие - чепуха, трусливая, эгоистическая уловка. Нет и не может быть ничего индивидуально-вечного, ибо ничего индивидуально-вечного нет в природном порядке. В антропокосмическом человечестве торжествует бессмертие человеческого рода, та относительная, а потому «бессмысленная вечность» (Боратынский), что только и существует в природе, питающей себя миллионами уникальных жизней.

Подпоркой же этой, весьма и весьма хромающей гармонии, исходом для духа, взыскующего бесконечности, становится теория «вечного возвращения», своеобразно соединенная с популярной в марксизме гегелевской идеей развития «по спирали». Люди, события, космические эры - все это непрестанно повторяется в разных точках Вселенной, причем на более совершенном уровне, образуя устремленную в бесконечность спираль эволюции.

Читая работу Холодного, следует помнить, что написана она в 1944-1946 гг., а издана, кстати, ничтожным тиражом, всего 100 экземпляров, в 1947-м, когда после жертвенных, искупительных лет Великой Отечественной вновь наползало на страну «темное время», поднималась вторая волна репрессий, а наука, искусство, культура сокрушались тараном идеологии. Концепция антропокосмизма, даже в окружении цитат из произведений классиков марксизма-ленинизма, шла, что называется, в разрез с «генеральной линией» эпохи. Холодный призывал к сердечному, разумному и ответственному отношению ко всей живой и неживой природе, предостерегал от произвольных, не опирающихся на действительное знание преобразований. Эпоха же «боролась» с природой, да к тому же не согласно, а вопреки знанию и здравому смыслу. Холодный утверждал, что антропокосмизм проповедует «равноценность людей... независимо от их национальности, общественного положения, социального происхождения». А в государстве был взят на вооружение лозунг «классовой борьбы» и под видом «борьбы с космополитизмом» преследовались инородцы. Понятно, что старый, заслуженный ученый немедленно был обвинен в идеализме, буржуазности, фашизме. Приостановили исследования и разработки, начатые под его руководством в области учения о фитогормонах. Холодный был вынужден прекратить преподавательскую деятельность. Последние годы жизни на почти полностью закрытой к тому времени Днепровской биологической станции фактически были ссылкой. Стоит ли говорить, что на весах совести маленькая эта книжечка, написанная в условиях системы, корежащей мысль и душу, поистине «томов премногих тяжелей». Ибо была она актом свободы, тем экзистенциальным «поступком», в претворяющем горниле которого и выплавляется личность.

С. 328 - 331