ПРЕДКРЕМЛЕВСКИЙ МОСКОВСКИЙ МУЗЕЙ И
ПАМЯТНИК ОСНОВАТЕЛЮ МУЗЕЯ В КРЕМЛЕ ²⁷⁰

(Вариант)

После циркуляра 12 августа <1898 г. об умиротворении>

Хотя памятник воздвигнут в Кремле имп. Александру II-му не потому, что он был основателем Московского Музея, но нельзя не сказать, что Музей, как безусловно мирное учреждение, имеет в этом отношении некоторое преимущество пред прочими делами и учреждениями Императора Александра <II-го>, особенно в то время, когда полагается начало умиротворению, <не исключая из его дел и крестьянской реформы>, которая вызвала восстание в западной части Империи, а в восточной части вызвала брожение, по сие время продолжающееся, выражением коего можно считать и речь Стаховича²⁷¹, и сочинения яснополянского фарисея. <Крестьянская реформа> не улучшила и быта, ибо цепь, порвавшись, ударила одним концом по барину, другим по крестьянину. Как бы то ни было, Император, которому воздвигнут памятник в Кремле, сам основал Музей как памятник своей матери, ибо в основу Московского Музея положена библиотека его родной матери, а к ней присоединены библиотеки людей, близких к его отцу. Музей же, как памятник, имеет решительное преимущество пред скульптурными изображениями, хотя <и> не отвергает их, а вмещает в себя. Музей соединяет в себе все способы изображения, т.е. все так называемые образовательные искусства. Музеи, созидаемые сынами отцам, восстановляют родство, заменяя отвлеченное человечество и особенно истасканные, опошлившиеся выражения: «человечнейший», «высокое звание человек»...

Румянцевский Музей есть также памятник, воздвигнутый сыном отцу, изображенному <в Музее> скульптурно, и его деяния запечатлены <в Музее> в виде особых картин. Следовательно, и в <Румянцевском музее> мы видим отрицание отвлеченного имени (Человек), относящегося к эпохе несовершеннолетия рода человеческого, эпохе блудных сынов. Кроме всего этого, Библиотека и Музей, данные Императором Москве, изменяют самый характер университетского образования, присоединив к слушанию лекций самостоятельные занятия.

Переход от оборонительного положения к наступательному, от защиты права <на> картину Иванова к заявлению права на проект самого <Кремля (Баженовского) и> Кремлевского памятника <основателю Московского (Предкремлевского) Музея>²⁷²

Постройка памятника основателю Московского Музея была целым рядом оскорблений основанному Им Музею и была нарушением не только ифики, но и логики. Ни проект памятника 3-х конкурсов, ни части Модели, ни даже модель статуи самого основателя не были переданы тому месту, которое Он сам, как основатель, назначил для хранения. Не говоря уже о древностях, найденных при построении фундаментов, хотя они могли <бы> быть помещены внутрь самого памятника, так что он был бы Музеем. (Самый памятник представляет уже разоруженную крепость с «навесными бойницами», «осадными стоками», щитами, но уже без орудий²⁷³, как бы напоминая о незавершенности дела умиротворения.) Строители памятника были очень развиты, ставили себя очень высоко, чтобы могли оценить детское чувство любви к родителям, создавшее им памятник, чтобы подчиниться требованию этого чувства. Они, как все развитые люди, а вместе и развитые, т.е. расслабленные, были людьми отвлечения*, жившими лишь мыслию, а потому и были отвлечены от отцев и братий, не понимали логики родства. Рaзвитые в мысли, уме и рaзвитые, развинченные в характере, отвлеченные по уму, живущие мыслию, они не жили одним чувством, одною жизнию с отцами и братьями.

В передаче проектов памятника и моделей был полный произвол; логика же родства, логика сынов человеческих, корень которой кроется в детском чувстве, эта истинно-христианская, божественная логика требует, <чтобы проекты эти были переданы> именно Музею, им основанному. Но интеллигенция, люди рaзвитые и развитые, или с утонченными нервами и расслабленными мускулами, признают лишь личную свободу. Из предыдущего следует, что ряд оскорблений, о котором выше говорилось, был целым рядом преступлений не только против высшей нравственности, вытекающей из детского чувства, но и против Божественной логики, также в детском чувстве коренящейся. Но, делая эти преступления, они сами не ведали, что творят.

Во имя этих логики и ифики Музеям, как храмам предков, как школам сынов, дается первое место и нарушение к ним обязанности должно считаться самым важным преступлением, а основание их высшею добродетелью. Потому и крестьянская реформа, судебная не должны быть ставимы выше Музеев.

Хотя так называемый Исторический Музей, который вовсе не имеет истории, также был основан Императором Александром II, но не в память матери и отца, а в память сына²⁷⁴; <и> притом Музею Московскому принадлежит старшинство*. Отсюда следует, что ему нужно возвратить Московскому Музею проекты памятника и модели и не брать картину Иванова.

____________________

 * Отвлечение или обращение представления в понятие, образа в мысль. Отвлечение отделение, разъединение.

** Н.Ф.Ф. мечтал об объединении Московского и Румянцевского Музеев с Архивом Министерства Иностранных дел, с Историческим Музеем и всеми архивами, облегающими Кремль, так чтобы это было одно учреждение, тогда не было бы и соперничества между ними. (Примеч. Н.П. Петерсона.)

С. 115 - 117

КОММЕНТАРИИ

²⁷⁰ Печатается по: ОР РГБ, ф. 657, к. 7, ед. хр. 142 (копия рукой Н.П. Петерсона – к. 3, ед. хр. 4, лл. 394–396). – 115.

²⁷¹ Речь Стаховича – см. примеч. 60 к «Статьям религиозного содержания из III тома "Философии общего дела"». – 115.

²⁷² Заметка написана осенью 1898 г., уже после того, как основной текст статьи «Прекремлевский Московский Румянцевский музей...» был отправлен в редакцию «Московских ведомостей» и затерялся там. Поводом к заметке послужил слух о предстоящей передаче картины А.А. Иванова «Явление Христа народу» из Московского Публичного и Румянцевского музеев в Императорский Российский исторический музей. Ранее в Исторический музей последовательно были переданы проекты памятника Александру II, представлявшиеся на конкурсы 1882, 1884 и 1885 гг. (организованы для художников и скульпторов Комитетом по сооружению памятника; ни один из проектов не был утвержден); проект памятника, разработанный П.В. Жуковским и Н.В. Султановым, и его гипсовая модель; модель статуи работы А.М. Опекушина; все относившиеся к проекту рисунки, планы и чертежи, а также древности, найденные во время земляных работ по закладке фундамента. – 116.

²⁷³ Согласно описанию Н. Султанова, «терраса памятника [...] имеет венчающий арочный карниз, наподобие тех карнизов средневековой фортификации, которые в западном военном зодчестве известны были под названием "машикули", а у нас назывались "навесными бойницами" и "осадными стоками". Такого рода архитектурная обработка придана ей для того, чтобы она была в согласии со стенами Московского Кремля» (Н. Султанов. Памятник императору Александру II в Кремле Московском, с. 572).Украшали террасу памятника и щиты с размещенными на них гербами присоединенных при Александре II частей империи: Туркестана, Амурской области, Кавказских областей. – 116.

²⁷⁴ Исторический музей был основан по инициативе устроителей Севастопольского отдела Политехнической выставки, прежде всего графа А.С. Уварова. Александр II дал высочайшее соизволение на устройство музея 9 февраля 1872 г. и присвоил ему имя наследника, вел. князя Александра Александровича (будущего Александра III): с 1873 по 1881 гг. музей назывался Русским национальным музеем его императорского высочества государя наследника цесаревича. – 117.