Начало
БИБЛИОТЕКА  РУССКОГО  КОСМИЗМА  —   Н.Ф. ФЕДОРОВ  //   БИБЛИОГРАФИЯ


Поиск
 ПРЕДИСЛОВИЕ   I  II   III  ТОМ  IV  —  О Ф.М. ДОСТОЕВСКОМ, Л.Н. ТОЛСТОМ, В.С. СОЛОВЬЕВЕ


«РЕЗЮМЕ» ФИЛОСОФИИ Л. ТОЛСТОГО167

У московских купчих по самую смерть пользовался славою пророка Иван Яковлевич, описанный у Прыжова в числе многих московских дураков и дур168. Но и интеллигенты нуждаются в пророках, хотя бы эти пророки, как Толстой, давали лишь отрицательные ответы: студенту говорит он «не учись», чиновнику — «не служи», призываемому к воинской повинности — «откажись». «Не плати податей!» — говорит податным. Для Выставки — «динамитцу!»; Музеи <и библиотеки> нужно <бы> сжечь. Храмы и Музеи — «хуже кабаков!». Не жить ни с кем, ни для кого — вот высшая цель, воля Бога, т. е. самого Толстого. Жить не для себя лучше жизни для себя, что означает: лишить себя жизни. Лучше всего совсем не жить. Это безусловная нирвана, нигилизм, самая злая нетовщина.

Издеваясь над здравым смыслом, все это <он> называет непротивлением злу. Эти частные советы он возвел в общий, верховный закон, во всеобщий принцип, конечно, высшего «Безумия» под названием не-думания и не-делания. Сам того не сознавая, <он> составляет полную противоположность Панлогизму, Пангегелизму. <Эта> Философия «Безумия» есть порождение «века бездушия», века капитализма <и> индустриализма. Верный своей отрицательной философии, Толстой, осмотрев промышленно-художественную выставку, произнес: «Динамитцу бы!» В библиотеке Румянцевского Музея он сказал: «сжечь бы все эти книги!»

Рабы Толстого, конечно, усмотрят во <всем> этом <проявления> глубины чувства, <благородного> негодования и т. п.... Но как [они] назовут нашу критику чистого (теоретического) безумия, не-думания, и критику
безумия практического (неделания)*. <Критикой> Зоила или Менцеля?169
О, нет! слишком много чести! Не <критикой ли> Терсита? нет! еще хуже — лакея, для коего и Толстой даже не великий человек, конечно, не потому, чтобы Толстой не был великим человеком, а потому, что лакей всегда остается лакеем.

Задача всех сделать познающими и все сделать предметом знания и дела, т. е. всех объединить в действии, чтобы все рождающее и потому умерщвляющее стало делом воссозидания. Это и будет все-думанием и все-деланием.

...Лишь только было это написано, получилось известие о безнадежном <(по болезни)> положении Л. Н. Толстого170, и тотчас лицо его для нас преобразилось и заставило искать в нем только хорошее.

С. 46 - 47

вверх