Записка об Антихристе («Книжки "Недели"», февраль 1900 г. «Под пальмами») есть ответ на возражение против статьи того же автора (Вл. С. Соловьева) «Что такое Россия?» ([¹] 37, 1897 г. газеты «Русь»). В защиту статьи «Что такое Русь», т. е. против России, против светской власти, которую он обратил в Антихриста, а Православие подчинил Католицизму²⁵⁵.

Царю, в отцов место поставленному от Бога отцов, не мертвых, а живых, Царю, вместе с народом вступающему на борьбу со слепою умерщвляющею силою, Царю не душ, как Папа, противопоставляется избранный Европейскими Соединенными Штатами в Императора автор сочинения «Открытый путь к вселенскому миру и благоденствию». Хотя этот Император не нашего Царства, не нашего государства действует по программе, преднаписанной ему в «Оправдании добра», в статьях «Смысл войны» и в других, где мир достигается войною и держится на промышленных выгодах, связывающих культурные народы, благоденствие же достигается требованиями прав для каждого благополучия, отдыха и досуга, возведенными в высшее нравственное начало^*256, тем не менее этот Западный Император объявляется Антихристом. Конечно, этот Император, милостию не Бога отцов, а милостью народов избранный, как узурпатор, может быть назван противником Христа, но непонятно, для чего автор «Оправдания добра» делает этого, хотя и наделенного всеми телесными и душевными достоинствами <императора>, исполнителем своей программы. Точно так же непонятно, почему автор статьи «Под Пальмами» делает Антихриста Спиритуалистом, хотя он только материализм, по-видимому, относит к младенчеству философии. В действительности же сама философия в ее последней, критической форме должна быть отнесена к несовершеннолетию рода человеческого пред объединением в исполнении единого общего дела или долга воскрешения.

«Представление о вселенной как о системе пляшущих атомов и о жизни как результате механического накопления мельчайших изменений вещества — таким представлением не удовлетворяется более ни один мыслящий ум. Человечество навсегда переросло эту стадию философского младенчества»²⁵⁷. Не переросло, а перерастет, когда заставит эти атомы плясать под свою дудку и когда будет управлять всем механизмом как мельчайших, так и крупных изменений вещества, в себе и вне нас во всей вселенной действующих. Тогда сам род человеческий станет орудием Бога отцов. Только сделать это может не философия, которая и есть младенчество для разумных существ, разделившихся на ученых и неученых; <сделать это может человечество, т. е. разумные существа,> у которых уже нет разделения на ученых и неученых, нет и двух разумов, ибо область практического разума, область действия, так же обширна, как и область созерцания для теоретического разума. Спиритуализм будет силою, когда дух будет управлять материей, но не прежде. Легко понять, отчего у Императора-спиритуалиста нет силы.

В будущий век, век великого общего, всех соединившего, дела, т. е. когда не будет деления на мыслящее и действующее, не будет разделения разума на теоретический, или философский, разум и практический, или проективный, философия, как мыслимое, мнимое, совсем не будет иметь места; она, философия, будет признана младенчеством человеческого рода. Великое же дело будет явлением христианства в силе, так что восстановление философии, связанное с новым распадением человеческого рода на работающее и мыслящее сословия, нужно будет отнести к антихристианскому явлению, к падению.

Если Антихриста назвать, как делает это Соловьев, Сверхчеловеком, то сверхчеловеком в ницшеанском смысле. В Христианстве «сверхчеловек» означает новый или обновленный, совлекшийся ветхого, и возрожденный, что связано с крещением, которое не есть привилегия, а должно быть всеобще, так как заповедь «шедше научите, крестяще, все народы» имеет целью в связи с научением сделать человеческий род сверхчеловечеством, и не в мистическом, а в материальном смысле воскрешения и бессмертия²⁵⁸. Есть два материализма: материализм подчинения слепой силе материи и материализм управления материей, не в мысли лишь, не в игрушечных, кабинетных опытах, или лабораторных, а в самой природе, материи, делаясь ее разумом, регуляцией.

Философия вообще враждебна религии^*, но вредна она для религии тогда, когда обращается в ее (религии) защитницу. Конечно, наш философ (Соловьев) не враг религии, а друг, который, однако, хуже всякого врага. На небесах радуются о всяком грешнике кающемся, наш же философ радуется, что Христианство, уменьшившись количественно, выиграло в качестве. Забыл гордый философ о брахме потерянной и найденной овце! Неужели Христос, если бы Он возвратился на землю, поселился бы среди этих праведников, а не пошел бы к грешникам и мытарям, хотя бы и услышал от нашего философа: «Зачем [1 слово неразб.]?» и прочие безумные глаголы. Нужно быть именно философом, чтобы не почувствовать, сколько глубочайшей грусти в этих словах, обращенных к избивающему пророков Иерусалиму: «сколько <раз> хотел я собрать чад твоих»²⁵⁹, а по воскресении опять посылает ко всем без исключения народам своих учеников. Но нашему философу кажется, что праведников еще очень много, и чтобы сократить их число, он заставляет антихриста созвать собор, — и вот еще более количественно уменьшилось Христианство и, может быть, опять выиграло в качестве, т. е. в отрицательных добродетелях, сделались величайшими аскетами. Но замечательно, что Христианство уменьшилось во всех трех исповеданиях, тем не менее беспристрастный философ говорит нам, что первенство в количественном отношении осталось за католиками, но не упоминает, чтобы у протестантов, например, качественная сторона была выше, чем у католиков. О православных мы не говорим. Нельзя требовать сверхъестественных добродетелей от философа. Он может любить только тех, кого реже видит или совсем не видит.

Наш философ, признающий мысль и не признающий действие, берет человеческий род в тот момент, когда проповедь закончена, соединение, следовательно, не состоялось. Кончина наступает, но кончина, как говорит <он>, исторического процесса, но не космического, т. е. он отделяет исторический процесс от космического, разумные существа в их совокупности от слепой смертоносной силы и тем лишает <род человеческий> всякой возможности спасения. Почему он объединение вручил Антихристу, объединение и внешнее, и внутреннее? Почему собор занимается не соединением даже, а лишь примирением и только христиан в умаленном числе?

Отделение исторического процесса от космического, т. е. Истории (как науки о всех умерших поколениях) и Астрономии (как <науки> о бесчисленных мирах, слепою, а не разумною волею движимых, т. е. оставленных своей слепоте, как и человек своим похотям), показывает, что философ относится <к этому космическому процессу> так почтительно, что не делает его предметом своей мысли.

Но что всего поразительнее, <так это то,> что г. Соловьев не в состоянии объяснить, почему Император — человек добрый, как сам автор сознается, — почему же он антихрист? «Не все то золото, что блестит» — какое же это объяснение?!²⁶⁰ Тогда как точный, определенный ответ дать очень легко. Он, Император, не в отцов место, не от Бога отцов, не мертвых, а живых, поставленный, заменяет дело о смерти и воскресении отцов вопросом о бедности (пауперизме), вопросом социальным^*. Дело братского объединения, т. е. братотворения — делом внешнего примирения без внутреннего. Когда Христос говорит, что «нищих всегда имеете с собою, а Меня не всегда»²⁶¹, то нетрудно понять, что пока будет смерть, будет и бедность. Хотя автор уверяет, что Император всех насытил, но каким путем он это сделал, путем сверхъестественным, чудом, или естественным, г. Соловьев этого секрета нам не открыл, остается нам верить ему на слово. Но мы верим Слову Божию, что нищие всегда будут, конечно, пока будет смерть. Ошибка Императора заключается в том, что он вопрос об общих бедствиях, вопрос естественный, вопрос о слепой силе, заменил вопросом сословным, социальным, и тогда как первый требует соединения всех сил человеческих, требует всех сделать познающими (т. е. разрешает вопрос о разделении на ученых и неученых, или вопрос о двух разумах), второй вопрос, вопрос о пролетариате, — вопрос, требующий вражды против богатых; т. е. вопрос социальный заменяет вопрос о просвещении. Отождествлять вопрос о досуге, или праздности, с вопросом о просвещении — нелепо. Тогда как в вопросе об общих бедствиях заключается требование просвещения под страхом смертной казни со стороны самой природы.

«Краткая повесть об Антихристе» блестяще написана, но надо сознаться, не все то золото, что блестит.

* * *

Апокалипсис — Откровение, бывшее Соловьеву во время пребывания под Пальмами²⁶². Участник страдания. Католики в России, живущие средневековым мировоззрением, и Россия, избег<ающая> [не дописано.]

Действующие лица: Антихрист — автор. Антоний или Аполлоний; Иоанн Богослов^*; Петр II; Профессор Паули, т. е. Павел II. Депутаты: католики (большинство), протестанты, православные и старообрядцы.

Публика состоит из людей, у ранних обеден не бывающих и вообще обрядом пренебрегающих и под видом духовной религии не признающих никакой, не исключая самого генерала, лучшего из всех, не говорим <уже> о тупом князе, приверженце Толстого, ни России, ни православия никогда не любившего, а после освобождения крестьян возненавидевшего их, [или о] барыне, очень доброй и весьма ограниченной, [а также о] политике, который явно не признает того, что все, включая и Z, отвергают тайно.

Можно согласиться с Соловьевым, что Император, как он описан у него, есть Антихрист, так же как Антоний или Аполлоний, который орудие спасения обращает в орудие казни²⁶⁴, также или тоже заслуживает звания слуги Антихриста, тогда как его Иоанн есть Лже-Иоанн, так же как и Петр II и Паули есть Лже-Петр и Лже-Павел.

О 4-х самозванцах: Анти-Христ и его слуги
Анти-Иоанн, Анти-Петр, Анти-Павел²⁶⁵

Можно согласиться с Соловьевым, что Император, как он описан у него, хотя и действует по программе автора «Оправдания Добра», есть, однако, действительно Антихрист, т. е. Соловьев себя делает отцом Антихриста, потому что он не в праотца место и не от Бога отцов не мертвых, а живых поставлен, а милостью народа призван царствовать, и хотя <он> вносит мир <и> соединяет все народы земли, но для чего нужно это собирание, он, оказывается, не знает. <Он> создает в центре мира — Музей, который служит только хранилищем останков <предков>²⁶⁶, а не средством возвращения жизни, воскрешения, <он> примиряет исповедания, но цели и смысла мира не знает, а слуга его обращает орудие спасения в орудие казни.

Иоанн же, который признает другого главу, кроме Христа, хотя и говорит о любви ко Христу, это, очевидно, Анти-Иоанн. Петр II, присвоивший себе главенство, [есть Анти-Петр], и Павел II, не обличающий их, делается также Анти-Павлом. Какой <же> плод <может ожидаться> их примирения?

Конечно, могут возразить, что если Музей, как только хранилище, есть учреждение Антихриста, то кладбище, которое тоже есть хранилище, есть ли антихристианское учреждение? Но пока на кладбищах будут отпевания, их, кладбища, нельзя назвать только хранилищами, и если отпевания оказываются безуспешными, то вина эта лежит на нас, на нашей розни, которая препятствует соединить наши силы в одну совокупную молитву и одну литургию. Мы, как сыны, не всеми силами любим Бога отцов, не стали <еще> орудиями Его воли.

Во всем сочинении Соловьева есть только антихрист и его слуги, а Христа — нет, т. е. есть отрицательное, есть разрушение, но нет воссоздания. Где же у него Агнец, который откроет книгу за 7-ю печатями?²⁶⁷ То, что ему кажется мертвым, что представляется ему лишенным жизни, как кладбища, в них-то, в кладбищах, которым Музеи служат лишь представителями, окажется вся мощь жизни. Будут они (кладбища) Центрами воспитания, соединяющего всех сынов, ставших послушными орудиями воли Бога отцов, чтобы обратить умерщвляющую силу в оживляющую. Кладбища не будут обращаться в сады-гульбища, но они останутся столовыми для сынов человеческих, где каждая могила будет столом, трапезою, на которую будет полагаться пища, но не из праха отцов произведенная, а из внеземных пространств почерпнутая, так что прах отцов, который теперь обращается в пищу потомкам, возвращаться будет тем, кому он принадлежал. Тогда то, что совершалось у живущих внутри организма (т. е. пища, из праха отцов произведенная, обращалась в их плоть и кровь), — то самое будет происходить вне организма, т. е. прах будет преобразовываться в ткани тела умерших.

Сады будут не гульбищами, ибо растение будет орудием воскрешения, воссозидания тел. Своими листьями [оно] будет почерпать газы, [1 слово неразб.] вздохи, ветрами принесенные, а корнями [не дописано.]

Соловьев не говорит, в каких отношениях находится Император-Антихрист к Петербургскому правительству, которое дало убежище у себя папству Западному и не отказало, конечно, в этом и Азиатскому или Восточному Папе (Далай-Ламе). Победив две страшные лжи, Петербургское правительство могло бы быть признано христианским. Поэтому очерк об Антихристе нужно дополнить описанием Императора христианского, который, низложив Антихриста, мог бы историческому процессу дать иной ход, предупредить кончину. Апокалипсические угрозы могли <бы> не исполниться, а Иоанн благодарил <бы> Бога за <такое> неисполнение, ибо — он не Иона. И Соловьев, если в нем хотя искра²⁶⁸, должен остаться доволен за прибавление к его очерку Антихриста очерка торжества христианства.

* * *

Под названием «Антихристианство и Христианство», так же как под заглавиями: «Искусство как игра или творение подобий и как дело» (или о несовершеннолетии и совершеннолетии); «О культе предков или долге воскрешения и <о> культе женщин или <об> индустриализме и милитаризме»; «Подчиняться ли слепой, неразумной силе должны разумные существа или управлять ею, делаясь орудиями Бога отцов не мертвых, а живых?» и под многими другими подобными заглавиями, а вернее, под всеми ими вместе может быть раскрыто Христианство в его силе, могущей противостать поднимающемуся Антихристианству, вся мощь которого представлена во Всемирной Выставке, имеющей скоро открыться²⁶⁹. Показать в Выставке «путь, открытый ко вселенскому миру и благоденствию» значит показать, в чем кроется сила Антихриста (соловьевского)^*. Если же мы представим Выставку извнутри, как рекламу фабрики и торгового магазина, т. е. индустриализма, оттесняющего учреждения религии, науки и Искусства на задний план, а два дома терпимости, как языческие храмы, выдвигающего на первый <план>, а извне вооружим Выставку всеми орудиями милитаризма, то мы покажем, в чем заключается антихристианство сверхчеловека соловьевского, т. е. точно покажем, что он не только не золото, хотя и имеет его блеск, а есть именно зло, хотя и придает себе вид добра. В Выставке мы видим воскресших богов, которые замирали, а совершенно не умирали, в поклонниках которого и видит, конечно, Антихриста Мережковский²⁷⁰, так же как и Ницше. Старая Русь видела в Императоре, перенесшем к нам культ «воскресших богов», Антихриста, а ассамблеи представляла капищами этих богов²⁷¹ и служение им и молодых <людей>, и помолодившихся стариков — падением, отречением от христианства.

Очевидно, вопрос состоит в том: нужно ли внешнее соединение (кооперация) на возможно кратчайшее время (на 8-и и менее часовой рабочий день для 16-и и более часовой праздности) для создания всеобщего комфорта или же <нужно> глубочайшее объединение во взаимознании (психократии), в труде познания слепой, умерщвляющей силы для обращения ее в живоносную, делаясь орудиями Бога отцов не мертвых, а живых. Первое называется культурою, цивилизацией, под коими и скрывается антихристианство, а под вторым разумеется Христианство активное, которое употребляет все силы знания и искусства для достижения высшего нравственного совершенства, при котором благотворительность обращается в возвращение жизни, во всеобщее воскрешение.

В преддверии нового века мы и задаем вопрос: будет ли наступающее столетие, начавшись Выставкою, веком Антихриста (или антихристианства), началом конца мира, или же, начавшись юбилеем Рождества Христова, станет началом совершеннолетия или совершенства религии, науки, искусства и нравственности?²⁷² Совершенство религии заключается в признании себя орудиями воли Бога отцов не мертвых, а живых. Совершенство знания — в устранении противоречия между двумя разумами и соединении двух сословий в отеческом деле. Совершенство искусства — в замене сынами творения подобий своих отцов действительным отцетворением.

С. 67 - 73