* * *

После торжества над Славянофильством «Вестник Европы» зорко следит за всяким, самомалейшим проявлением надежды на самобытность, так что даже такой ярый западник, как Мережковский, тотчас получил выговор за выражение <такой> надежды. «Новая форма старой мечты», — так обозвал поклонник Запада непростительную дерзость даже Мережковского, для которого Запад — родина, хотя по простодушию сознался, что темнота нас окружает, при которой был бы заметен даже слабый отблеск грядущего света⁶⁷.

Мережковский повторяет слова Достоевского. С Восточной и Западной стороны «вся дорога пройдена, исторический путь кончен — дальше идти некуда; но мы знаем, что, когда кончается История, начинается религия...» То есть на сверхисторическом пути Запад представлен Человекобогом, Восток — Богочеловеком. Первое, надо думать, означает обоготворение смертной жизни, а второе — потребность жизни бессмертной. В самой России эта противоположность является в Толстом — «тайновидце плоти, стремящемся к ее одухотворению», и Достоевском — «тайновидце духа, стремящемся к [его] воплощению»⁶⁸.

О Достоевском можно несомненно сказать, что он не ограничивался «духом», а признал долг воскрешения. Толстой — враг воскресения плоти, сторонник умерщвления плоти.

С. 127