ТРИ УЖАСА⁷⁶

С одной стороны, открытое приглашение к свободному разрушению церковного общения без всякой замены <его> чем-либо другим (т. е. приглашение последовать за Толстым). С другой стороны, заявление, что разобщение есть высшее благо, что отпадение миллионов грешников должно радовать праведников, что избранная часть будет счастлива, освободившись от общения с ними, т. е. с грешниками⁷⁷, тогда как на небе бывает радость о возвращении каждого грешника и, следовательно, сокрушение о каждом отпадшем.

Третий и наибольший ужас — общее совершенное равнодушие к первым двум ужасам и к призыву Стаховича. А мы думали, что камни возопиют. Уж не все ли мы стали антихристами?!..

* * *

Прочитав речь Стаховича, можно дать ей полное заглавие и открыть истинную, скрытную ее цель. (Речь эта обращена не к полиции и администрации, а к миссионерам, которые встречают противодействие со стороны полиции и администрации. Речь говорится толстовцем, который опирается на славянофилов и на Соловьева — явного противника Толстого.)⁷⁸ О свободе совести всех православных, лево-славных, проте-станских, сбоку-станских, дониконовских и дубинопетровских, окружных и противоокружных, коренных, пристяжных и т.д. Очевидно, не для сохранения всех этих сект восстал Стахович. Настоящая, скрытная его цель была поднять всех против церкви и государства и особенно против сего последнего. Освобождение крестьян вызвало на западе России открытое восстание⁷⁹, а на востоке произвело скрытную вражду, одно из проявлений которой мы и видим в речи г. Стаховича, Губернского Предводителя Дворянства. Ясная же Поляна стала центром, где сходится все враждебное церкви и государству. Наше дворянство, особенно высшее, воспитанное телохранительницами гувернантками и душегубителями гувернерами — конечно, не русскими, — всегда было враждебно православию и склонно к католицизму. Стахович же, по всей вероятности, принадлежит к вообще отвергающим религию. Наше дворянство, имеющее во главе Толстого, проповедующего свободу совести, можно было бы принять за сословие вымирающее, но свобода совести — маска, под которою кроется не мир, а война, конечно, внутренняя.

Государство есть внешнее объединение, облеченное правом принуждения, которое выражается в воинской повинности, в плате податей; но цель внешнего объединения — привести к внутреннему, которое осуществляется чрез присоединение к всеобще-обязательной воинской повинности умственного и нравственно-религиозного просвещения, чрез присоединение к обязательному налогу — добровольного, к легальному — супралегального.

Свобода совести, разрешая борьбу (полемику) и запрещая насилие и войну, оказывается совершенно бессильною, ибо живая, искренняя вера не может не проявляться вовне и только мертвая вера может быть терпимою. В нынешней Европе, хотя в ней уже нет такой живой веры, какая была прежде, тем не менее в секулярном виде проявляются прежние религиозные войны. Протестантская Пруссия борется с католическими Австриею и Франциею... Поэтому очень ошибаются те, которые думают, что в наше время нет религиозных войн, — даже крестовые походы не прекратились, ставши обходными движениями в тыл Ислама. Как в Средние века под священными войнами крылись торговые, так и ныне под торговыми — скрываются религиозные. Потому и отделение духовного от светского бесполезно и невозможно.

С. 130 - 131