ДОЛГ И СВОБОДА⁹¹

...Чтобы мартиролог севастопольский^* не был бесплоден, необходимо было, не предлагая мира, который ничего, кроме лжи и злой насмешки, не мог заключать в себе⁹³ (ибо кровь жертв вопияла, но не о мщении, а об уничтожении войны, хотя и уничтожение не могло дать истинного мира, если мы не могли кресити убитых), нужно было сделать призыв к поголовному (без различия сословий, дворянского и крестьянского) ополчению с клятвенным обещанием защиты отеческой земли. В этом призыве со стороны правительства и в этом порыве со стороны народа, столько же естественном, сколько неестественно было предложение мира после стольких жертв, — заключалось отрицание рабства и отрицание обезземеления, т. е. и освобождение, или замена барщины службою на спасение отечества, и поземельный надел являлись неизбежною необходимостью, тогда как то же освобождение и надел позднее, по устранении опасности внешней, казались произволом власти⁹⁴. Только с воинскою повинностью освобождение становилось необходимостью, а не произволом⁹⁵. Вообще свобода без долга, долга определенного, указывающего на общее дело, на цель и средства, а не того отвлеченного и неопределенного долга, который исповедовал Кант, — эта свобода без долга (французская) и свобода с долгом отвлеченным (немецкая) есть ошибка не XIX-го только века, но ошибка 4-х последних веков. Свобода, т. е. жизнь каждого для себя (рознь), даже хуже жизни для барина, барского каприза. Потому-то барщина <и> должна была быть заменена повинностью, возведенною всеобщим обязательным образованием до ее высшего, точно определенного выражения. Тогда не было бы и вопроса о смысле или цели жизни, вопроса о том, что делать. Общее дело давалось самим призывом. А этот призыв военным был лишь условно, т. е. в случае невозможного упорства со стороны неприятеля пред энергическим порывом и пред возможностью почетного отступления. Мирным же этот призыв был безусловно.

С. 140 - 141