Начало Н.Ф. Федоров  //   Библиография НЕКРОЛОГИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ  //  КОММЕНТАРИИ Поиск


С.П. Бартенев
Николай Федорович Федоров. Два разговора о воскрешении мертвых.

Помещавшиеся в “Русском архиве” статьи В.А. Кожевникова о Николае Федоровиче Федорове прекратились и, чтобы не оставлять читателей в недоумении, относительно главной сути его учения о воскрешении, отец мой, издатель “Русского архива” просил меня, знакомого с этим учением, дать краткое разъяснение, каким же образом Николай Федорович хотел воскресить умерших. Такое разъяснение для меня непосильная задача, так как я не обладаю, как В.А. Кожевников, вооружением философского образования. Но, чтобы хоть отчасти выполнить желание моего отца, решаюсь передать два разговора на эту тему, которые мне пришлось вести, один с учеником Николая Федоровича и другой с ним самим.

Однажды с братом Юрием († 31 окт. 1908 г.) я отправился к Николаю Федоровичу в Каталожную Румянцевского музея в надежде услышать что-нибудь интересное, так как к нему собирались туда лучшие люди мысли (среди которых называли имена гр. Л. Толстого, Достоевского, Соловьева и др.), глубоко его почитавшие и признававшие учителем. В Каталожную допускались не все, а только знакомые, особенно усердно занимающиеся. Беседы велись после 3 часов, когда кончалось время службы. До этого времени Ник. Фед. беспрерывно рылся в каталогах, приискивая требуемые из читальной залы книги и бегал сам их отыскивая, чтобы помочь в работе служителям и ускорить дело, так как он на память знал местонахождение многих книг. Придя в Каталожную, надо было взять книгу и заняться чтением, чтобы оправдать там свое присутствие. Мне пришлось приютиться у углового столика, рядом с неким И.М. Ив., с которым я понемногу разговорился, сообщив о своем желании послушать мудрых речей Николая Федоровича.

Ив. предупредил меня, что Ник. Фед. избегает разговаривать о главном. Для того, чтобы он начал об этом говорить, надо приобрести его доверие. В чем же главное? спросил я. — “Он хочет воскресить всех умерших”, был ответ. Сначала я ушам не поверил. Да как же? Да что же это такое? Чепуха, сумасшествие! — Это не такое сумасшествие, как кажется с первого раза, отвечал Ив. — Я: Но как же это сделать? Ив.: Надо изучить все тайны природы, постигнуть их все, без остатка и в полнейшей мере, овладеть всеми ее силами, и тогда человек победит смерть. — Я: Мысль о достижении человеком земного бессмертия не новость. Искание средневековыми алхимиками жизненного эликсира — ничто иное, но это еще бесконечно далеко от воскресения умершего, уже исчезнувшего с лица земли человека, о котором и памяти не сохранилось. — Ив.: В мире все так неразрывно связано одно с другим, что постепенно можно восстановить все звенья. — Я: Конечно; все неразрывно, но тем не менее нельзя и представить себе приблизительно, каким же способом приступить к воскрешению. — Ив.: Очень недавно было немыслимо себе представить, как можно овладеть молнией или определить химический состав солнца и звезд. Согласитесь, что подобную попытку сочли бы безумием. Однако теперь электричество — покорный слуга человека, а спектральный анализ безошибочен. Если это так, то нельзя отрицать, что в будущем откроются для людей такие возможности, которые превзойдут наши самые смелые мечты, которых и вообразить мы теперь не в состоянии. — Я: Если это не сумасшествие, то так неопределенно, что мысль отказывается принимать столь странное учение. — Ив.: Что же тут странного?! Ник. Фед. утверждает, что и теперь люди стремятся к этому, именно к этому. Мы принимаем пищу, чтобы восстановить потерянные частицы организма и тем поддержать жизнь; мы родим детей, чтобы в них продолжить жизнь, так как пока не можем еще продлить личное существование бесконечно, то есть победить и смерть и, по физической необходимости опуская в землю умершего отца, по нравственной — стараемся воссоздать его образ и тем хотя бы отчасти воскресить его. Все это мы делаем без- или полусознательно. Но вследствие своего невежества восстановляем силы не полно, боремся с болезнью и разрушением несовершенно и потому умираем, живя без знания, дрянно можно сказать, разрозненно и столь варварски слепо-эгоистично, что вместо того, чтобы всем сплотиться против общего врага — слепой разрушительной силы природы, боремся друг с другом из-за средств к жизни. Ник.Фед., как пророк Духа Животворящего, призывает всех сплотиться и общим братскими усилиями всех вместе для всех совершить великое дело. — Я: Но ведь это ужасная гордость. Мы, христиане, верим в воскресение и безумием его не считаем; но мы верим, что его совершит Бог. — Ив.: То есть, что люди будут сидеть сложа руки и за свою веру получат даровую премию в виде воскресения и жизни вечной. Нет, это безнравственно. Ник. Фед. слышать об этом не может; люди должны собственными усилиями выполнить волю Бога Живого, смерти не создавшего. Это их долг. Бог вложил в человека разум и волю с человеком внес в мироздание разумность, сознание. Так для чего-нибудь он это сделал! Задача человека населить мир и управлять его разумом, победив слепую силу природы; когда это будет сделано и человек достигнет бессмертия, он по нравственной необходимости начнет великое дело, великий долг воскрешения отцов, тех, кому он обязан жизнью. Без этого нет смысла в вечной жизни. К чему мне она, если мой любимый отец не пользуется ее благом и коснеет в оковах смерти, небытия. Радость совершенная возможна лишь тогда, когда никто не исключен от участия в питии из чаши жизни вечной.

После разговора с Ив. я решил говорить с самим Ник. Фед. Случай представился вскоре. Однажды после 3 часов в Каталожной мы остались вдвоем. Ник. Фед. был предупрежден братом моим Юрием, что я считаю его учение плодом величайшей гордыни, и потому между нами произошел следующий разговор, записанный мною почти дословно. (7 декабря 1894 г.). Ник. Фед. (дрожа от волнения): Вот вы говорите, что гордость! В чем же гордость, когда это единственный смысл жизни, единственная нравственная правота, без которой человек не отличается от животного? — Я: Да ведь то, что желательно, еще не значит, что возможно. Верить, что человек со временем овладеет природой вполне возможно, на это есть уже указания, ибо и теперь он все больше и больше ею овладевает, но думать, что он дойдет до такого знания ее тайн и такой полноты власти над ее силами, что будет в состоянии воссоздавать рассыпавшееся в прах тело и возвращать жизнь умершему, это значит — не признавать границ человеческого ума и силы, это гордость, ибо человек слаб и ограничен. — Ник. Фед. (перебивая): Почему вы знаете, где границы его ума?! Кто вам это сказал?! Вот это скорее гордость с вашей стороны, решать чего в будущем человек достигнет и чего нет.

Я смутился таким страстным натиском, немного оторопел и вспомнил, что не раз раздраженный старец выгонял вон из Каталожной непонятливых и безнадежных; были слухи, что этой каре подвергался и гр. Л. Толстой, приходивший на следующий день с повинной к выгнавшему его учителю. Чтобы не испытать той же участи, я мягко и робко заметил: Я знаю, что мы очень еще неразвиты и даже представить себе не можем, до чего дойдет могущество человека. Но есть предел! — Ник. Фед.: Вот даже пока самых простых вещей не понимаем, второй заповеди не понимаем и даже епископы, напр., Харьковский еп. Амвросий. Вторая заповедь говорит, чтобы не сотворили себя Бога из солнца, луны и т.д., то есть природы, тем самым указывая, что не поклоняться ей надо, а покорять ее; а Амвросий увидал в опытах изводить искусственный дождь противобожественную затею. Вы говорите, что из того, что мы желаем, не следует, что нам удастся сделать. Это не избавляет от необходимости стараться. Может быть и не удастся; но, зная, что это единственное дело, осмысливающее жизнь человека, мы должны его делать. — Я: Но если нет веры в успех?! — Ник. Фед.: Вот вы едете в Египет; разве вы уверены, что будет успех? Когда вернетесь, будете знать уже наверное, а до тех пор должны делать все возможное. — Я: Однако согласитесь, что невозможно воскресить всех умерших уже по одному тому, что для такого бесчисленного множества и места на земле не хватит. — Ник. Фед.: Вот вы смущаетесь бесчисленностью. Вспомните о тех звездах, которые образуют туманные пятна на небе. Когда человек овладеет землей, будет первая планета населенная и управляемая разумом, ну хоть бы сознанием (поправился Ник. Фед., увидев мое недоверчивое движение головой). Населите все миры, чтобы вселенная была управляема разумом. Что же вы беспокоитесь, что места не хватит? Да, подумал я, в сравнении с задачей воскрешения умерших, переправиться на Сириус уже совсем легкое дело, о котором и говорить не стоит. Невероятна была энергия Ник. Фед.: он спал 2—3 часа в день не раздеваясь, на горбатом сундуке, подложив свое ветхое пальто под голову вместо подушки, питался только хлебом и чаем лишь изредка с сыром или селедкой и 20 часов в сутки пребывал в деятельном состоянии, в движении, в усиленной мозговой работе и так всю свою долгую жизнь!!

Не верилось, что этот ополчившийся против смерти человек когда-нибудь умрет...

Когда это случилось, и я увидал его лежащего мертвым, помню, мир мне показался в овчинку, столь далеким, маленьким! Такого человека не стало.

Бартенев С.П. Николай Федорович Федоров: Два разговора о воскрешении мертвых // Русский архив. — 1909. — № 1. — С. 119—122.