Федоров Н.Ф. Вопрос о восстановлении всемирного родства. Средства восстановления родства. Собор — различия между версиями
Материал из Н.Ф. Федоров
Petrov (обсуждение | вклад) |
Petrov (обсуждение | вклад) |
||
| (не показаны 42 промежуточные версии этого же участника) | |||
| Строка 1: | Строка 1: | ||
| + | <!-- | ||
| + | __NOTITLE__ | ||
| + | {{якорь|-about}}{{Оработе | ||
| + | |АВТОР=[[Федоров Николай Федорович | Николай Федорович Федоров]] | ||
| + | |НАЗВАНИЕ=Вопрос о восстановлении всемирного родства. Средства восстановления родства | ||
| + | |ИСТОЧНИК={{СС4|том=1|страницы=309-350}} | ||
| + | |ИЗКОММЕНТАРИЕВ=[[#about|О работе "Собор"]] | ||
| + | |ПРЕДЫДУЩИЙ=[[Федоров Н.Ф. Вопрос о братстве, или родстве...|I,35]] | ||
| + | |СЛЕДУЮЩИЙ =[[Федоров Н.Ф. Проект соединения церквей|I,370]] | ||
| + | }} | ||
| + | '''''C о б о р''''' | ||
| + | |||
<div class="indent"> | <div class="indent"> | ||
| − | В спорах с желающими объединения церкви в лице римского папы православные указывают <i>на вселенский собор</i>, как на «<i>выражение сознания и жизнедеятельности целой вселенской церкви</i>». Вполне соглашаясь с этим мнением, признавая органом единства вселенский собор, нельзя, однако, не спросить, где же этот орган единства, существует ли он, в чем выражается его деятельность? В 1887 году исполнилось одиннадцать столетий со времени последнего вселенского собора <ref name="k1" group="К."/>, т. е. в 1887 году в 1100‑й раз должно оплакивать прекращение вселенского единства. Но никто, кажется, не оплакивал, никто, по-видимому, даже не вспомнил об утрате органа вселенского единства, а между тем для нас, христиан, это такое же печальное событие, такой же юбилей плача, как для евреев разрушение храма и Иерусалима. Мы так отвыкли от единства, что, по-видимому, даже потребности в нем не ощущаем, можно подумать даже, что мы радуемся, повторяя ежегодно (с 842 года) клятвы, положенные на последнем соборе (который, вероятно, и не считал себя последним) и называя этот день <i>«Торжеством православия»</i>. Хотя положения последнего собора, конечно, истинны и имеют очень важное значение для будущего собора, <i>ибо седьмой собор не ограничил религию одним мысленным, внутренним миром</i>, но тем не менее торжествовать при воспоминании об отсеченных членах показывало бы недостаток чувства единства. (Нельзя не заметить при этом, что отсеченные члены продолжают расти, и расти в ущерб даже православию, напр. протестантство (штундизм) <ref name="k2" group="К."/>, которое и есть иконоборство.) {{якорь|-pr1}}([[#pr1|Примеч. 1‑е]]). На самом же деле потребность единства в настоящее время чувствуется гораздо более, чем прежде; для доказательства можно указать на переговоры, веденные в 70‑х годах прошлого, девятнадцатого, столетия между восточною и англиканскою церквами <ref name="k3" group="К."/>, и на самый характер этих переговоров. Перечитывая письма, которыми обменялись тогда представители восточной церкви с представителями англо-американской, и признавая искренность выраженных в них чувств, можно бы даже считать соединение совершившимся, т. е. начавшимся, ибо в чем же и состоит христианство, как не в братской любви, основанной на полном взаимном знании; а между тем оказываются препятствия к соединению и, что всего страннее, изумительнее, этими препятствиями оказываются догматы, таинства, обряды, каноны самого же христианства. В наше время нередки случаи, когда дружба завязывается между людьми разных исповеданий, разных вер; иногда наука, искусство соединяют иноверцев в общих занятиях, или брак заключается между лицами разных исповеданий, и в этих случаях религия, даже христианская, вопреки своей сущности, становится орудием разделения между друзьями, между мужем и женой (супругами), между сыном и отцом или матерью. Такие явления не только не нередки, а даже составляют необходимую принадлежность нашего века, облегчившего и усилившего сношения между народами. Уже это одно обстоятельство, если бы даже не признавать (что совершенно невозможно) <i>за христианством активного </i>дела, дела <i>водворения братства путем исследования причин </i>небратского<i> </i>состояния всего мира, всей | + | {{стих|глава=Стр.|стих=309|цвет=gray}}В спорах с желающими объединения церкви в лице римского папы православные указывают <i>на вселенский собор</i>, как на «<i>выражение сознания и жизнедеятельности целой вселенской церкви</i>». Вполне соглашаясь с этим мнением, признавая органом единства вселенский собор, нельзя, однако, не спросить, где же этот орган единства, существует ли он, в чем выражается его деятельность? В 1887 году исполнилось одиннадцать столетий со времени последнего вселенского собора <ref name="k1" group="К."/>, т. е. в 1887 году в 1100‑й раз должно оплакивать прекращение вселенского единства. Но никто, кажется, не оплакивал, никто, по-видимому, даже не вспомнил об утрате органа вселенского единства, а между тем для нас, христиан, это такое же печальное событие, такой же юбилей плача, как для евреев разрушение храма и Иерусалима. Мы так отвыкли от единства, что, по-видимому, даже потребности в нем не ощущаем, можно подумать даже, что мы радуемся, повторяя ежегодно (с 842 года) клятвы, положенные на последнем соборе (который, вероятно, и не считал себя последним) и называя этот день <i>«Торжеством православия»</i>. Хотя положения последнего собора, конечно, истинны и имеют очень важное значение для будущего собора, <i>ибо седьмой собор не ограничил религию одним мысленным, внутренним миром</i>, но тем не менее торжествовать при воспоминании об отсеченных членах показывало бы недостаток чувства единства. (Нельзя не заметить при этом, что отсеченные члены продолжают расти, и расти в ущерб даже православию, напр. протестантство (штундизм) <ref name="k2" group="К."/>, которое и есть иконоборство.) {{якорь|-pr1}}([[#pr1|Примеч. 1‑е]]). На самом же деле потребность единства в настоящее время чувствуется гораздо более, чем прежде; для доказательства можно указать на переговоры, веденные в 70‑х годах прошлого, девятнадцатого, столетия между восточною и англиканскою церквами <ref name="k3" group="К."/>, и на самый характер этих переговоров. Перечитывая письма, которыми обменялись тогда представители восточной церкви с представителями англо-американской, и признавая искренность выраженных в них чувств, можно бы даже считать соединение совершившимся, т. е. начавшимся, ибо в чем же и состоит христианство, как не в братской любви, основанной на полном взаимном знании; а между тем оказываются препятствия к соединению и, что всего страннее, изумительнее, этими препятствиями оказываются догматы, таинства, обряды, каноны самого же христианства. В наше время нередки случаи, когда дружба завязывается между людьми разных исповеданий, разных вер; иногда наука, искусство соединяют иноверцев в общих занятиях, или брак заключается между лицами разных исповеданий, и в этих случаях религия, даже христианская, вопреки своей сущности, становится орудием разделения между друзьями, между мужем и женой (супругами), между сыном и отцом или матерью. Такие явления не только не нередки, а даже составляют необходимую принадлежность нашего века, облегчившего и усилившего сношения между народами. Уже это одно обстоятельство, если бы даже не признавать (что совершенно невозможно) <i>за христианством активного </i>дела, дела <i>водворения братства путем исследования причин </i>небратского<i> </i>состояния всего мира, всей все-{{стих|глава=Стр.|стих=310|цвет=gray}}ленной, путем исследования, возможного лишь при участии светских ученых, составляет достаточную причину к созванию вселенского собора. Собору, созванному по этому вопросу, не будет ни малейшей нужды вдаваться в догматические споры, ибо на вопрос, почему догматы (догматы о Триединстве, искуплении и т. д.) могут быть причинами разъединения, ответ дать легко: догматы будут вести к сближению, а не к разъединению, когда за ними будет признано значение не верований только — мыслей, слов, — а заповедей, которые требуют исполнения дела. То же самое нужно сказать, и было уже говорено, о таинствах и обрядах. Словом, собору необходимо признать за христианством активное дело и сделаться постоянным, а не временным только органом братотворения. Если вселенский собор есть <i>«орган сознания и жизнедеятельности»</i>, то остается признать, что с окончанием соборного периода христианство утратило вселенское, всечеловеческое сознание и жизнедеятельность, т. е. человечество не в христианстве, не во Христе уже сознает свое единство; так что в настоящее время едва ли даже не забыли, что переживаемое христианством время есть лишь <i>«межсоборная пора»</i>. А между тем потребность во вселенском соборе настолько велика, что едва ли есть такое сословие, такая специальность, которые не имеют своих международных съездов; но этим специальным международным съездам недостает единства, общей цели, общего дела, чтобы от международного диспута перейти во всенародную комиссию с священным значением, т. е. во вселенский собор; им, т. е. специальным международным съездам, недостает христианства, а христианству недостает этих съездов, чтобы возвратить себе сознание и жизнедеятельность. Мы прежде всего должны признать необходимость общего дела, которое объединяет всех в труде познания слепой умерщвляющей силы, т. е. мы прежде всего должны решить вопрос о небратском отношении людей между собою и о неродственном отношении слепой силы к нам {{якорь|-pr2}}([[#pr2|Примечание 2‑е]]). |
Собор, восстановивший почитание умерших, т. е. иконы, последний собор, дело которого мы должны продолжать, не ограничил религиозною жизнь одним внутренним миром, созерцанием, а признал необходимость <i>внешнего выражения</i>. В признании необходимости внешнего — недовольство только внутренним — и заключается вся будущность, ибо открывается для сознающего существа обширное поприще деятельности — целый мир, во зле физическом лежащий {{якорь|-pr3}}([[#pr3|Примечание 3‑е]]). А между тем иконоборство расширилось, приняло новые формы; общая черта между византийским иконоборством, немецкою реформациею и французскою революциею заключается в уничтожении прошедшего, отеческого, ради настоящего. Революцию можно назвать архивоборством, музееборством, монументофобиею. Истребление архивов и памятников было неслучайным явлением, не случайною принадлежностью революции, а необходимым ее свойством: разорвать акт, на котором основывалось право тех, которых революция низлагала, есть необходимое завершение переворота. Революция не ограничивалась даже истреблением памятников, она разрывала могилы и подвергала поруганиям и уничтожению трупы, что напоминает обращение иконоборцев с мощами; имена же тех, которые самоотверженно спасали памятники, едва ли упоминают самые подробные истории революции {{якорь|-pr4}}([[#pr4|Примечание 4-е]]). Те отступают от истины православия, которые отдают предпочтение отвлеченной мысли пред внешним ее выражением. Если обряд есть мертвое, безжизненное действие, то и догмат, не проявляющийся во вне, в жизни, в деле, есть неживая мысль. Культ идей есть также идололатрия, или, точнее, идеолатрия — порок ученого сословия. (Идеолатрия одних обусловливает идололатрию других. См. О двух разумах и двух сословиях — ученых и неученых <ref name="k4" group="К."/>.) Придавать важность и действительность мыслимому только, мнимому, задуманному, — <i>значит ли пребывать в истине, быть совершеннолетним человеком?</i> {{якорь|-pr5}}([[#pr5|Примечание 5‑е]]). Не высказывается ли, напротив, в этом благоговении к мысли, не выраженной в действии, или выраженной в уничтожении, в разрушении (как у иконоборцев и у архивоборцев), только самодовольное суеверие философов, бездушное варварство мыслителей и деятелей, не только отвергающих все средства восстановления отшедших, но и уничтожающих все следы прошедшего. Протестантизм есть начало отрицания дела, внешности, отрицание самой религии как культа предков. Последний собор не осудил сохранения памятников, памяти об отцах; напротив, он возвел в высший закон <i>поминовение</i>, ибо сама религия есть совокупная молитва всех живущих о возвращении жизни всем умершим; исключение же из синодиков (поминаний) <ref name="k5" group="К."/> вселенские синоды признавали высшею мерою наказания; это исключение употреблялось как духовная смертная казнь, наказание вечною смертью. Такой-то казни и предал собор не признавших памятников, причем он осуждал одинаково и тех, которые довольствовались мысленными образами, которые удовлетворялись изображениями, приписывая им жизнь: он осудил и <i>идеи</i> и <i>идолов</i>. Следовательно, внесение в синодик было залогом не только вечной памяти, но и необходимым условием спасения, если признавать, что вне церкви нет спасения; а что без соединения, без любви невозможно искупление, в это не только можно верить, но искупление иначе и понять нельзя. Внешним выражением синодика служит кладбище с его памятниками, так же как внешним выражением святц служит сам храм с его иконами (нужно заметить при этом, что синодик, т. е. диптих <ref name="k6" group="К."/>, предшествовал святцам, ибо последние выделились из первого). Если собором признана необходимость икон, то этим самым признана нужда и памятников; ибо иконами изображались те, чрез которых обращались с мольбою к Богу, а надгробными памятниками изображалось самое содержание молитвы, т. е. те, за кого приносились молитвы; отвергавшие же иконопочитание не должны были допускать и памятников, чтобы не ввести во искушение, не вызвать невольно молитвы за умерших у своих единоверцев, т. е. соумышленников против солидарности поколений. Собор не признавал безусловно святых — это были бы боги, хотя в этом именно и обвиняли иконопочитателей; но собор не признавал и безусловно грешных, чего, по-видимому, хотели иконоборцы, отвергая молитву за умерших. | Собор, восстановивший почитание умерших, т. е. иконы, последний собор, дело которого мы должны продолжать, не ограничил религиозною жизнь одним внутренним миром, созерцанием, а признал необходимость <i>внешнего выражения</i>. В признании необходимости внешнего — недовольство только внутренним — и заключается вся будущность, ибо открывается для сознающего существа обширное поприще деятельности — целый мир, во зле физическом лежащий {{якорь|-pr3}}([[#pr3|Примечание 3‑е]]). А между тем иконоборство расширилось, приняло новые формы; общая черта между византийским иконоборством, немецкою реформациею и французскою революциею заключается в уничтожении прошедшего, отеческого, ради настоящего. Революцию можно назвать архивоборством, музееборством, монументофобиею. Истребление архивов и памятников было неслучайным явлением, не случайною принадлежностью революции, а необходимым ее свойством: разорвать акт, на котором основывалось право тех, которых революция низлагала, есть необходимое завершение переворота. Революция не ограничивалась даже истреблением памятников, она разрывала могилы и подвергала поруганиям и уничтожению трупы, что напоминает обращение иконоборцев с мощами; имена же тех, которые самоотверженно спасали памятники, едва ли упоминают самые подробные истории революции {{якорь|-pr4}}([[#pr4|Примечание 4-е]]). Те отступают от истины православия, которые отдают предпочтение отвлеченной мысли пред внешним ее выражением. Если обряд есть мертвое, безжизненное действие, то и догмат, не проявляющийся во вне, в жизни, в деле, есть неживая мысль. Культ идей есть также идололатрия, или, точнее, идеолатрия — порок ученого сословия. (Идеолатрия одних обусловливает идололатрию других. См. О двух разумах и двух сословиях — ученых и неученых <ref name="k4" group="К."/>.) Придавать важность и действительность мыслимому только, мнимому, задуманному, — <i>значит ли пребывать в истине, быть совершеннолетним человеком?</i> {{якорь|-pr5}}([[#pr5|Примечание 5‑е]]). Не высказывается ли, напротив, в этом благоговении к мысли, не выраженной в действии, или выраженной в уничтожении, в разрушении (как у иконоборцев и у архивоборцев), только самодовольное суеверие философов, бездушное варварство мыслителей и деятелей, не только отвергающих все средства восстановления отшедших, но и уничтожающих все следы прошедшего. Протестантизм есть начало отрицания дела, внешности, отрицание самой религии как культа предков. Последний собор не осудил сохранения памятников, памяти об отцах; напротив, он возвел в высший закон <i>поминовение</i>, ибо сама религия есть совокупная молитва всех живущих о возвращении жизни всем умершим; исключение же из синодиков (поминаний) <ref name="k5" group="К."/> вселенские синоды признавали высшею мерою наказания; это исключение употреблялось как духовная смертная казнь, наказание вечною смертью. Такой-то казни и предал собор не признавших памятников, причем он осуждал одинаково и тех, которые довольствовались мысленными образами, которые удовлетворялись изображениями, приписывая им жизнь: он осудил и <i>идеи</i> и <i>идолов</i>. Следовательно, внесение в синодик было залогом не только вечной памяти, но и необходимым условием спасения, если признавать, что вне церкви нет спасения; а что без соединения, без любви невозможно искупление, в это не только можно верить, но искупление иначе и понять нельзя. Внешним выражением синодика служит кладбище с его памятниками, так же как внешним выражением святц служит сам храм с его иконами (нужно заметить при этом, что синодик, т. е. диптих <ref name="k6" group="К."/>, предшествовал святцам, ибо последние выделились из первого). Если собором признана необходимость икон, то этим самым признана нужда и памятников; ибо иконами изображались те, чрез которых обращались с мольбою к Богу, а надгробными памятниками изображалось самое содержание молитвы, т. е. те, за кого приносились молитвы; отвергавшие же иконопочитание не должны были допускать и памятников, чтобы не ввести во искушение, не вызвать невольно молитвы за умерших у своих единоверцев, т. е. соумышленников против солидарности поколений. Собор не признавал безусловно святых — это были бы боги, хотя в этом именно и обвиняли иконопочитателей; но собор не признавал и безусловно грешных, чего, по-видимому, хотели иконоборцы, отвергая молитву за умерших. | ||
| Строка 217: | Строка 229: | ||
==Подстраничные сноски Н.Ф. Федорова== | ==Подстраничные сноски Н.Ф. Федорова== | ||
| − | [[#-st1|↑]] {{якорь|st1}} <sup>*</sup> Стены, выбеленные известью, вместо алтаря стол; никаких витрин, ни органа, ни креста, никогда — пения; ничего, что помогало бы молиться, ничего, что бы успокоило, возбудило, смягчило. | + | [[#-st1|↑]] {{якорь|st1}} <sup>*</sup> Стены, выбеленные известью, вместо алтаря стол; никаких витрин, ни органа, ни креста, никогда — пения; ничего, что помогало бы молиться, ничего, что бы успокоило, возбудило, смягчило. — ''353''. |
| − | [[#-st2|↑]] {{якорь|st2}} <sup>**</sup> Земля морализует, т. е. делает нравственными, говорили в Chelsea. | + | |
| + | [[#-st2|↑]] {{якорь|st2}} <sup>**</sup> Земля морализует, т. е. делает нравственными, говорили в Chelsea. — ''353''. | ||
| + | |||
==Примечания Н.Ф. Федорова к Собору== | ==Примечания Н.Ф. Федорова к Собору== | ||
| Строка 235: | Строка 249: | ||
По неимению общего дела не было <i>постоянного</i> вселенского собора. Вселенские соборы были <i>чрезвычайными</i> собраниями, собиравшимися для примирения церковных раздоров. Но примирительное их дело было неудачно именно потому, что не было <i>общего дела</i>. Прекращение вселенских соборов указывает на индифферентизм, на отчаяние достигнуть примирения. И бессилие, бесплодность — бесплодная трата сил — международных специальных съездов происходит также от их розни. Ни один вопрос, по поводу которых собираются эти съезды, не может быть решен в отдельности, без содействия всех других съездов по специальным вопросам. Даже надлежащую лишь постановку все вопросы, по которым собираются специальные съезды, могут получить только в общем собрании всех специальных съездов, ибо все эти вопросы составляют различные лишь стороны одного и того же вопроса, вопроса о причинах неродственного отношения между людьми и о неродственном отношении природы к людям; так, вопросы, которыми занимается метеорологический конгресс и все съезды по естествознанию, относятся к последнему отделу, т. е. к вопросам о неродственном отношении к нам природы. Но недостаточно и одного соединения всех съездов по специальным вопросам во <i>всенаучный международный</i> съезд, нужно, чтобы это соединение было <i>непрерывным, при всех сменах было бы постоянным</i>. А что всего важнее, так это сознание, что дело, исполняемое всеми членами этого всенаучного международного съезда, <i>собора</i>, есть дело священное, есть дело Божие. Нет нужды даже в вере, чтобы понять всю истинность этих простых слов — <i>«ничего не можете творить, если не будете на лозе»</i> <ref name="k87" group="К."/>. В этих словах Сына человеческого и Сына Божия не одно лишь осуждение или отрицание розни, но и требование соединения сынов человеческих в деле отеческом, а <i>в деле отеческом</i> и заключается общая цель, цель священная, само христианство. Что же касается собора специально-церковного, собранного для соединения, которое не исключает ни войн, ни вообще всего неродственного, — такой собор не имеет значения. Вселенский собор, как соединение всех международных съездов в деле всеотеческом, будет собранием сынов, образцом для которого будет не организм, а иной, высший тип; этот вселенский собор будет продолжать дело последнего собора, ибо нынешние международные съезды можно рассматривать как распавшийся собор. Последний собор не исключал из себя знания, потому что тогда и не было другого знания, кроме религиозного, если не считать иконоборцев за представителей светского знания, хотя они сами себя признавали более религиозными, чем политическими. | По неимению общего дела не было <i>постоянного</i> вселенского собора. Вселенские соборы были <i>чрезвычайными</i> собраниями, собиравшимися для примирения церковных раздоров. Но примирительное их дело было неудачно именно потому, что не было <i>общего дела</i>. Прекращение вселенских соборов указывает на индифферентизм, на отчаяние достигнуть примирения. И бессилие, бесплодность — бесплодная трата сил — международных специальных съездов происходит также от их розни. Ни один вопрос, по поводу которых собираются эти съезды, не может быть решен в отдельности, без содействия всех других съездов по специальным вопросам. Даже надлежащую лишь постановку все вопросы, по которым собираются специальные съезды, могут получить только в общем собрании всех специальных съездов, ибо все эти вопросы составляют различные лишь стороны одного и того же вопроса, вопроса о причинах неродственного отношения между людьми и о неродственном отношении природы к людям; так, вопросы, которыми занимается метеорологический конгресс и все съезды по естествознанию, относятся к последнему отделу, т. е. к вопросам о неродственном отношении к нам природы. Но недостаточно и одного соединения всех съездов по специальным вопросам во <i>всенаучный международный</i> съезд, нужно, чтобы это соединение было <i>непрерывным, при всех сменах было бы постоянным</i>. А что всего важнее, так это сознание, что дело, исполняемое всеми членами этого всенаучного международного съезда, <i>собора</i>, есть дело священное, есть дело Божие. Нет нужды даже в вере, чтобы понять всю истинность этих простых слов — <i>«ничего не можете творить, если не будете на лозе»</i> <ref name="k87" group="К."/>. В этих словах Сына человеческого и Сына Божия не одно лишь осуждение или отрицание розни, но и требование соединения сынов человеческих в деле отеческом, а <i>в деле отеческом</i> и заключается общая цель, цель священная, само христианство. Что же касается собора специально-церковного, собранного для соединения, которое не исключает ни войн, ни вообще всего неродственного, — такой собор не имеет значения. Вселенский собор, как соединение всех международных съездов в деле всеотеческом, будет собранием сынов, образцом для которого будет не организм, а иной, высший тип; этот вселенский собор будет продолжать дело последнего собора, ибо нынешние международные съезды можно рассматривать как распавшийся собор. Последний собор не исключал из себя знания, потому что тогда и не было другого знания, кроме религиозного, если не считать иконоборцев за представителей светского знания, хотя они сами себя признавали более религиозными, чем политическими. | ||
| − | [[#-pr3|↑]] {{якорь|pr3}} 3. «Относительно внешнего культа, — говорит иностранный писатель (An. Leroy-Beaulieu) <ref name="k88" group="К."/>, — восточная церковь занимает не средину, а стоит сзади, ниже и протестантизма и католицизма». Русская же церковь стоит в этом отношении еще ниже греческой. «Мужик, — говорит тот же писатель, — молится всеми своими членами» <ref name="k89" group="К."/>, т. е. иностранный писатель осуждает этими словами полноту внешности, при которой молитва переходит в действие, и при том это действие не есть только личное, ибо православная литургия господствует над вниманием всех, — молятся, так сказать, <i>все по общему молитвеннику</i>; иметь при себе свой молитвенник значило бы <i>выделять себя из общего дела</i>. Давая такое важное значение внешности, православная церковь не допускает в то же время живописи, ибо имеет только <i>фигуративное письмо</i>, не допускает <i>музыки</i>, отвергает музыкальные инструменты, даже пение заменяет многоголосными словами; литургия в православной церкви не драма, а <i>служба</i>. Православие не желает искусства, т. е. не хочет обманывать себя, а желает действительности. Отвергая протестантскую <i>рознь</i>; православная церковь не желает и папского единства, в основе которого лежит <i>гнет</i>, а между тем не составляет и вселенского собора, т. е. не имеет единства без гнета, и потому нет у нее и общего действия. Литургия едва начинается и еще далека от конца — это только <i>благовест</i>. Даже <i>внешний собор</i>, который должен обратиться в <i>собор внутренний</i>, далеко еще не окончен. Вся миссионерская деятельность есть только <i>благовест</i>, призыв к делу, для которого не составлена еще программа, нет и орудия. <i>Пуританизм</i> <ref name="k90" group="К."/> — высшая степень протестантизма. Вот описание пуританского храма: «Murs blanchis à la chaux; en guise d’autel une table; point de vitraux, point d’orgue, point de croix, jamais un chant; rien qui aide à prier, rien pour pacifier, exalter, attendrir» | + | [[#-pr3|↑]] {{якорь|pr3}} 3. «Относительно внешнего культа, — говорит иностранный писатель (An. Leroy-Beaulieu) <ref name="k88" group="К."/>, — восточная церковь занимает не средину, а стоит сзади, ниже и протестантизма и католицизма». Русская же церковь стоит в этом отношении еще ниже греческой. «Мужик, — говорит тот же писатель, — молится всеми своими членами» <ref name="k89" group="К."/>, т. е. иностранный писатель осуждает этими словами полноту внешности, при которой молитва переходит в действие, и при том это действие не есть только личное, ибо православная литургия господствует над вниманием всех, — молятся, так сказать, <i>все по общему молитвеннику</i>; иметь при себе свой молитвенник значило бы <i>выделять себя из общего дела</i>. Давая такое важное значение внешности, православная церковь не допускает в то же время живописи, ибо имеет только <i>фигуративное письмо</i>, не допускает <i>музыки</i>, отвергает музыкальные инструменты, даже пение заменяет многоголосными словами; литургия в православной церкви не драма, а <i>служба</i>. Православие не желает искусства, т. е. не хочет обманывать себя, а желает действительности. Отвергая протестантскую <i>рознь</i>; православная церковь не желает и папского единства, в основе которого лежит <i>гнет</i>, а между тем не составляет и вселенского собора, т. е. не имеет единства без гнета, и потому нет у нее и общего действия. Литургия едва начинается и еще далека от конца — это только <i>благовест</i>. Даже <i>внешний собор</i>, который должен обратиться в <i>собор внутренний</i>, далеко еще не окончен. Вся миссионерская деятельность есть только <i>благовест</i>, призыв к делу, для которого не составлена еще программа, нет и орудия. <i>Пуританизм</i> <ref name="k90" group="К."/> — высшая степень протестантизма. Вот описание пуританского храма: «Murs blanchis à la chaux; en guise d’autel une table; point de vitraux, point d’orgue, point de croix, jamais un chant; rien qui aide à prier, rien pour pacifier, exalter, attendrir»{{якорь|-st1}}[[#st1|*]] <ref name="k91" group="К."/>, словом, ничего, что напоминает присутствие Бога в его жилище. «Философ пуританизма Карлейль, и у него был единственный ученик Фроуд, хотя влияние Карлейля во вторую половину XIX века, — говорит Aug. Filon, — равнялось влиянию Гете в первую половину этого века» <ref name="k92" group="К."/>. <i>Верования</i>, по Карлейлю, суть <i>иллюзии</i> религиозной оптики… Все религии, по его мнению, ложны в своих догматах и истинны в принципе. Бог есть, и больше ничего мы не знаем; но этого и довольно для него. Молчание — единственная молитва <ref name="k93" group="К."/>. К отрицанию изображений, музыки, пения в пуританском храме (отрицающем и самый храм) присоединяется отрицание <i>Слова</i>. Чтобы в храме было молчание, нужно, чтобы вне храма слово употреблялось только для самоотрицания. Вот это — <i>истинный унитарианизм</i> <ref name="k94" group="К."/>, который, отрицая в человеке не только действие, а даже и слово, не мог допустить и в Боге Сына-Логоса. «Эта доктрина молчаливого обожания, веры без догмата, как музыка без слов, усыпляла» его (Фроуда) «сомнения, не отвечая на них. Она удовлетворяла и религиозному инстинкту и критическому духу» <ref name="k95" group="К."/>. Хотя всю историю они (Карлейль и Фроуд) признают библиею, но в истории они видят только героев, притом по своему выбору; так, Карлейль видит героя в Кромвеле и не признает героя в Наполеоне; Фроуд Генриха VIII возводит в герои и развенчивает Елизавету. Шотландцы — народ героев, ирландцы же — народ мошенников (vauriens), Ирландия — крыса, Англия — слон <ref name="k96" group="К."/>. Но мечта Карлейля о земледельческой колонизации с целью облегчить города от опасного переполнения заслуживает уважения. La terre moralise, disait — on à Chelsea{{якорь|-st2}}[[#st2|**]] <ref name="k97" group="К."/> (предместье самого торгового города Лондона). Несправедливые к ирландцам, Карлейль и Фроуд говорили горькую правду и англичанам относительно захватов колоний, парламентаризма. Даже в унижении Елизаветы, может быть, высказывается желание освободить англичан от ексклювизма, самообожания. Карлейль и Фроуд — это почти не западники, по крайней мере в этом отношении. Карлейль не рационалист и не супранатуралист, ни одно из <i>«измов»</i> к нему не приложимо, он решительно их отвергает: скептицизм — это паралич, материализм — профанация творения Божия, механическое объяснение вселенной — это интеллектуальное злодеяние, посягательство на величие вселенной… Вдохновение, инстинкт он предпочитает <i>только лишь</i> рассуждению, <i>только лишь</i> рассчету, как пророков, поэтов, героев предпочитает <i>только лишь</i> философам, <i>только</i> мыслителям, политикам, как песнь ставит выше слова; признает же Карлейль лишь одно молчание. «Молчание, — говорит он, — есть сокровище души, самое драгоценное благо в наше шумное время. Горе тому, у кого нет ничего, что бы не могло выразиться словом» <ref name="k98" group="К."/>. Молчание, конечно, предпочтительнее слова, если в этом слове нет всеродственного слова, выражающегося и в соответствующем ему, т. е. во всенародном деле, и молчание было бы смертью, если бы не было приготовлением к такому делу. |
[[#-pr4|↑]] {{якорь|pr4}} 4. Разрушением памятников (и мощей) заявила себя революция и у нас в 1812 году в лице Наполеона и его войска, так же как и реформация в лице Тверитинова <ref name="k99" group="К."/> и т. п. заявила себя у нас иконоборством. | [[#-pr4|↑]] {{якорь|pr4}} 4. Разрушением памятников (и мощей) заявила себя революция и у нас в 1812 году в лице Наполеона и его войска, так же как и реформация в лице Тверитинова <ref name="k99" group="К."/> и т. п. заявила себя у нас иконоборством. | ||
| Строка 267: | Строка 281: | ||
[[#-pr17|↑]] {{якорь|pr17}} 17. К словам: «Внешним выражением синодика служит кладбище с его памятниками» приписано: лучше сказать, кладбище есть синодик, писанный на самой земле и отразивший в себе все неравенство, царствующее в обществе, утратившем понимание значения памятников, как поминальных трапез; с упадком же родства воцарилась на кладбищах мерзость запустения, т. е. разрушение памятников как богатых, так и бедных. Единственное средство против запустения — музей со школою на самом кладбище, чем и перенесется сюда центр тяжести общества, музей со школою, возвращающий сердца сынов отцам, восстановляющий памятники умершим чрез уничтожение неравенства среди живущих. Не гораздо ли естественнее (т. е. нравственно-естественнее) вместо перенесения кладбищ за пределы населенных мест — что делается по физической необходимости, по которой село превращается в город, — переселение живущих из городов в села, из центров на окраины. В перенесении кладбищ за черту населенных мест заключается отличительная черта города; хотя бы это случилось и в селе (как это и случается), — это значило бы, что село становится городом; чтобы не допускать превращения сел в города, и нужно переселение живущих из центров на окраины, на кладбища, к могилам отцов и вообще умерших. | [[#-pr17|↑]] {{якорь|pr17}} 17. К словам: «Внешним выражением синодика служит кладбище с его памятниками» приписано: лучше сказать, кладбище есть синодик, писанный на самой земле и отразивший в себе все неравенство, царствующее в обществе, утратившем понимание значения памятников, как поминальных трапез; с упадком же родства воцарилась на кладбищах мерзость запустения, т. е. разрушение памятников как богатых, так и бедных. Единственное средство против запустения — музей со школою на самом кладбище, чем и перенесется сюда центр тяжести общества, музей со школою, возвращающий сердца сынов отцам, восстановляющий памятники умершим чрез уничтожение неравенства среди живущих. Не гораздо ли естественнее (т. е. нравственно-естественнее) вместо перенесения кладбищ за пределы населенных мест — что делается по физической необходимости, по которой село превращается в город, — переселение живущих из городов в села, из центров на окраины. В перенесении кладбищ за черту населенных мест заключается отличительная черта города; хотя бы это случилось и в селе (как это и случается), — это значило бы, что село становится городом; чтобы не допускать превращения сел в города, и нужно переселение живущих из центров на окраины, на кладбища, к могилам отцов и вообще умерших. | ||
| − | [[#-pr18|↑]] {{якорь|pr18}} 18. Несмотря на строгость запрета, наложенного исламом на лицевые изображения, нарушения этого запрета были не редки. В Дамасской мечети, устроенной Валидом, в орнаментацию входили фигуры живых существ. Абд-ель-Малек в Иерусалимской мечети приказал изобразить рай и ад Магомета <ref name="k109" group="К."/>. Даже и евреи не могли выдержать такого запрещения: иерусалимский храм Соломона не был ли явным нарушением второй заповеди, ибо в нем, как кажется, все было изображено, что есть на небе и на земле. | + | [[#-pr18|↑]] {{якорь|pr18}} 18. Несмотря на строгость запрета, наложенного исламом на лицевые изображения, нарушения этого запрета были не редки. В Дамасской мечети, устроенной Валидом, в орнаментацию входили фигуры живых существ. {{якорь|1_357_i6}}Абд-ель-Малек в Иерусалимской мечети приказал изобразить рай и ад Магомета <ref name="k109" group="К."/>. Даже и евреи не могли выдержать такого запрещения: иерусалимский храм Соломона не был ли явным нарушением второй заповеди, ибо в нем, как кажется, все было изображено, что есть на небе и на земле. |
[[#-pr19|↑]] {{якорь|pr19}} 19. 1. Нижний этаж музея — краниологический или остеологический синодик с надписями, вещами и изображениями, перенесенными из разного рода могил. 2. Средний этаж — лицевой синодик или галерея портретов с живого лица на одной стороне и с мертвого лика — на другой, с деяниями на полях, в общей рамке подножия креста, выходящего в верхний этаж, который есть самый храм, где приносится бескровная жертва. | [[#-pr19|↑]] {{якорь|pr19}} 19. 1. Нижний этаж музея — краниологический или остеологический синодик с надписями, вещами и изображениями, перенесенными из разного рода могил. 2. Средний этаж — лицевой синодик или галерея портретов с живого лица на одной стороне и с мертвого лика — на другой, с деяниями на полях, в общей рамке подножия креста, выходящего в верхний этаж, который есть самый храм, где приносится бескровная жертва. | ||
| − | [[#-pr20|↑]] {{якорь|pr20} 20. Вопрос о средствах восстановления всемирного родства ставится на место эгоистического совета «<i>познай самого себя</i>», т. е. знай только себя, а не <i>об общей беде</i> радей и помышляй. Благодаря этому коварному совету, философия и самый мир признала своим представлением, и жизнь, историю превратила в миф. В этом совете Дельфийского оракула заключалась гибель самого оракула, а с ним и единства греческого. В нем уже заключалось учение о личном спасении. Между: «<i>Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие</i>» <ref name="k110" group="К."/> и «<i>познай самого себя</i>», — ибо (как подразумевается) приближается падение, гибель царства, или республик земных, — если и есть некоторое сходство, то различия между ними гораздо более, чем сходства. В «<i>покайтесь</i>» требуется личное самоосуждение и надежда на общее спасение, тогда как в «<i>познай</i>» заключается отчаяние в спасении общества и указание на личное спасение. В вопросе же о причинах страдания и смерти, или всеобщей гибели — в вопросе о причинах неродственности — заключается сознание греха распадения (покаяние), а следовательно, указывается и на средство спасения, и это средство заключается не в самом себе, не в отдельности, а во всеобщем лишь соединении, во вселенском соборе. Другое изречение того же оракула, которое стало основою ифики Аристотеля <ref name="k111" group="К."/>, уже предполагает первое изречение, т. е. знание только себя (личности), и дает совет — «<i>ничего слишком</i>» или «<i>все в меру</i>», т. е. мера самое лучшее; совет этот относится, очевидно, к личностям, взятым в отдельности, а не в их совокупности. Алкивиад и Критий <ref name="k112" group="К."/> хорошо поняли правило Сократа и повиновались только своим влечениям, своим демонам, и не соображались с благом Афин. <i>Сознаю</i>, это значит лишь, что <i>Я не ничто</i>; но ни мое существование, ни существование других от нашей мысли, от нашего представления еще не зависят. Мысль есть только план, проект общего дела. | + | [[#-pr20|↑]] {{якорь|pr20}} 20. Вопрос о средствах восстановления всемирного родства ставится на место эгоистического совета «<i>познай самого себя</i>», т. е. знай только себя, а не <i>об общей беде</i> радей и помышляй. Благодаря этому коварному совету, философия и самый мир признала своим представлением, и жизнь, историю превратила в миф. В этом совете Дельфийского оракула заключалась гибель самого оракула, а с ним и единства греческого. В нем уже заключалось учение о личном спасении. Между: «<i>Покайтесь, ибо приблизилось Царство Божие</i>» <ref name="k110" group="К."/> и «<i>познай самого себя</i>», — ибо (как подразумевается) приближается падение, гибель царства, или республик земных, — если и есть некоторое сходство, то различия между ними гораздо более, чем сходства. В «<i>покайтесь</i>» требуется личное самоосуждение и надежда на общее спасение, тогда как в «<i>познай</i>» заключается отчаяние в спасении общества и указание на личное спасение. В вопросе же о причинах страдания и смерти, или всеобщей гибели — в вопросе о причинах неродственности — заключается сознание греха распадения (покаяние), а следовательно, указывается и на средство спасения, и это средство заключается не в самом себе, не в отдельности, а во всеобщем лишь соединении, во вселенском соборе. Другое изречение того же оракула, которое стало основою ифики Аристотеля <ref name="k111" group="К."/>, уже предполагает первое изречение, т. е. знание только себя (личности), и дает совет — «<i>ничего слишком</i>» или «<i>все в меру</i>», т. е. мера самое лучшее; совет этот относится, очевидно, к личностям, взятым в отдельности, а не в их совокупности. Алкивиад и Критий <ref name="k112" group="К."/> хорошо поняли правило Сократа и повиновались только своим влечениям, своим демонам, и не соображались с благом Афин. <i>Сознаю</i>, это значит лишь, что <i>Я не ничто</i>; но ни мое существование, ни существование других от нашей мысли, от нашего представления еще не зависят. Мысль есть только план, проект общего дела. |
[[#-pr21|↑]] {{якорь|pr21}} 21. Этот гнев Божий и изображен знаменитым немецким художником П. Корнелиусом, которого Германия чтила при жизни, как чтут только умерших, чтила почти как бога, говорит Théoph. Gautier (Les Beaux-arts en Europe, 1855, 2‑me série, page 168) <ref name="k113" group="К."/>. Апокалипсические сцены представлены в портиках королевского Campo Santo в Берлине. Предметом главной картины служит «<i>Истребление человеческого рода язвою, голодом, войною, смертью</i>» <ref name="k114" group="К."/>, представленное под видом четырех всадников, несущихся ураганом над толпою людей, гибнущих во всевозможных видах ужаса, страха, оцепенения, отчаяния. Это одна из лучших композиций немецкого великого художника, говорит упомянутый французский критик. По дикости, зверству, сильно выраженному в ней, она напоминает кровавые истребления нибелунгов. Подражание исчезает, становится незаметным при таком выражении старонемецкого элемента. Но было бы гораздо поучительнее, согласнее с пророческим духом Апокалипсиса, если бы всадник, которому власть дана изгнать <i>мир с земли</i> и внести <i>взаимное истребление</i> в среду народов, был представлен под видом не средневекового рыцарства, а под видом новейшего милитаризма, милитаризма городского, специального, которому подражали все народы земли, естественным же следствием коего ожидается, предчувствуется всемирная война. За этим-то Юношею (21 г.) с пылом и яростью воинственною, столько же одушевляющею коня, как и всадника, и достойною лучшего дела, следуют как необходимые спутники: второй всадник на белом коне в восточном костюме (индийском) с эфиопскими чертами лица, со стрелами, омоченными <i>ядами всех язв</i>; затем третий всадник — иссохший, преждевременно состарившийся, на черном исхудалом коне, с весами, на которых корка хлеба перевешивает все золото земли. Все завершается четвертым всадником, под которым конь блед, это — смерть. | [[#-pr21|↑]] {{якорь|pr21}} 21. Этот гнев Божий и изображен знаменитым немецким художником П. Корнелиусом, которого Германия чтила при жизни, как чтут только умерших, чтила почти как бога, говорит Théoph. Gautier (Les Beaux-arts en Europe, 1855, 2‑me série, page 168) <ref name="k113" group="К."/>. Апокалипсические сцены представлены в портиках королевского Campo Santo в Берлине. Предметом главной картины служит «<i>Истребление человеческого рода язвою, голодом, войною, смертью</i>» <ref name="k114" group="К."/>, представленное под видом четырех всадников, несущихся ураганом над толпою людей, гибнущих во всевозможных видах ужаса, страха, оцепенения, отчаяния. Это одна из лучших композиций немецкого великого художника, говорит упомянутый французский критик. По дикости, зверству, сильно выраженному в ней, она напоминает кровавые истребления нибелунгов. Подражание исчезает, становится незаметным при таком выражении старонемецкого элемента. Но было бы гораздо поучительнее, согласнее с пророческим духом Апокалипсиса, если бы всадник, которому власть дана изгнать <i>мир с земли</i> и внести <i>взаимное истребление</i> в среду народов, был представлен под видом не средневекового рыцарства, а под видом новейшего милитаризма, милитаризма городского, специального, которому подражали все народы земли, естественным же следствием коего ожидается, предчувствуется всемирная война. За этим-то Юношею (21 г.) с пылом и яростью воинственною, столько же одушевляющею коня, как и всадника, и достойною лучшего дела, следуют как необходимые спутники: второй всадник на белом коне в восточном костюме (индийском) с эфиопскими чертами лица, со стрелами, омоченными <i>ядами всех язв</i>; затем третий всадник — иссохший, преждевременно состарившийся, на черном исхудалом коне, с весами, на которых корка хлеба перевешивает все золото земли. Все завершается четвертым всадником, под которым конь блед, это — смерть. | ||
| Строка 366: | Строка 380: | ||
[[#-pr58|↑]] {{якорь|pr58}} 58. Евреи, представляющие самое крайнее развитие городского зла, по-видимому, противоречат этому; но в них корыстолюбие — <i>главнейший из городских пороков</i> — доведен до такой степени, что подавляет пьянство и отчасти даже проституцию — пороки, признаваемые неизбежными для горожан всех других народов. | [[#-pr58|↑]] {{якорь|pr58}} 58. Евреи, представляющие самое крайнее развитие городского зла, по-видимому, противоречат этому; но в них корыстолюбие — <i>главнейший из городских пороков</i> — доведен до такой степени, что подавляет пьянство и отчасти даже проституцию — пороки, признаваемые неизбежными для горожан всех других народов. | ||
| + | |||
| + | |||
| + | == О работе Н.Ф. Федорова «Собор...» == | ||
| + | [[#-about|↑]] {{якорь|about}}Само обобщающее название этой работы (ее «шапка») отсылает читателя к основному произведению Федорова: «Вопрос о братстве… Записка от неученых к ученым». «Собор», по существу, одна из самостоятельных частей этого труда. Издателями двухтомника Федорова она была напечатана отдельно от «Вопроса о братстве…», очевидно, вследствие ярко выраженного особого предмета рассмотрения: речь в «Соборе» идет прежде всего о приложении искусства, точнее живописи, к общему делу, о проекте поучительного храма-музея, а также о новом понимании мыслителем проблемы вселенского собора. | ||
| + | Писался «Собор», как и основная часть «Записки», во второй половине 80 х гг. XIX в. Датировка основывается на анализе самого текста. | ||
| + | Работа — достаточно сложная по своему построению, основные ее темы развиваются полифонически связанно в напряженном поле общего контекста учения всеобщего дела. Мысль Федорова отправляется от духа постановлений VII Вселенского собора, утвердившего необходимость «внешнего выражения» для религиозной мысли и чувства, защитившего иконопочитание, воспитывающий священным религиозным искусством храм и — что для мыслителя особенно ценно — моление за умерших (вселенский синодик), а также почитание мощей святых. Как известно, основным аргументом за иконопочитание св. Иоанна Дамаскина (ок. 675 — до 753), подготовившего своими трудами определения последнего Вселенского собора, стал сам факт вочеловечения Иисуса Христа («слово стало плотию»). То, что Божественное начало обрело зримую плоть, метафизически обосновывало саму возможность творить иконы, создавать явленные образы, в которых воплощалось духовное, божественные, святые лица и сущности. Опираясь на соборные догматы, развивая логику, лежащую в их основании, Федоров расширяет идею признания сакрального искусства, т. е. наглядно-материального выражения духовных начал, до необходимости религиозного Дела, осуществления в действительности Божественного идеала. Эта предельная перспектива постоянно просматривается в этой работе, придавая истинный смысл размышлениям о синодиках, о храмовых росписях, о новой роли будущего Вселенского собора и множеству других мыслей. | ||
| + | Придавая огромное значение поминовению умерших, шире — памяти о прошлом как основе всякой религии и культуры, Федоров обращается к понятию синодика (букв. «помянник», поминальный список умерших); он становится у него своеобразным первознаком, метакодом, с помощью которого мыслитель прочитывает историю и культуру: и первоначальное знание было родословием (своего рода синодиком), и кладбища с надгробными памятниками — пространственный синодик, распростертый по лицу земли, доносящий до нас вести не только христианской (катакомбы), но и дохристианской древности (курганы, каменные бабы и т. д.), и храмы в двух их значениях: и как культовых зданий, которые строились обычно на крови мучеников, вырастали из надгробного памятника (их «зародыша»), и как прихода живых, поминающих на службе умерших, — тоже выражение синодика, да и музеи, и учебники истории, если хотите, секуляризованные синодики… В пространном анализе синодика у Федорова особенно выразительно проявляется своеобразно семиотический характер его мышления. Синодик как опредмеченная и индивидуализированная (по лицам) память несет в себе воскресительный импульс, и все большее расширение и углубление (детализация) синодика, ведущие к примирению ныне разделенных и враждующих народов, — одна из задач человечества, вставшего на путь всеобщего дела. | ||
| + | Вторым средством к единению, предложенным последним Вселенским собором, кроме синодика, был, говоря словами Федорова, «иконописный поучительный храм». Продолжением собора, по мысли Федорова, стало широко развернувшееся и на Востоке и на Западе «строительно-иконописное движение», которое постепенно утратило свою силу, особенно с утверждением «иконоборческого» протестантизма, отказавшегося и от икон, и от поминовения умерших (но перенесшего и то и другое, по остроумному замечанию философа, в музеи). По Федорову, объединение разделенных ныне церквей возможно в общехристианском Деле, задачи которого глубже всего символически запечатлены в церковной службе, особенно пасхальной, и в иконописи. Путь к такому объединению лежит через введение нового принципа активного христианства: превращение догмата в заповедь и выдвижение на первый план художественно-символического, воспитательного значения обряда (эстетического богословия). | ||
| + | Активному христианству Федоров предполагает дать «архитектурно-живописное выражение», которое раскрыло бы с равной силой и историю как факт, и историю как проект дела регуляции и воскрешения, обóжения и преображения человека и мира. В связи с этим проявляется особый интерес мыслителя не только к византийскому и древнерусскому искусству (в каноне он преимущественно планирует свои фрески и иконы), но и к тем попыткам монументальной росписи, в которых отразилось мировоззрение нового времени, будь то работы Рафаэля в Ватикане или росписи Корнелиуса, Каульбаха, Шенавара, выразившие эклектичную религию человечества XIX в. В примечании В. А. Кожевникова к письму Федорова (от 21 июля 1901 г.), в котором тот пишет о своих работах, посвященных монументальным росписям, его ученик приводит конкретные сведения о занятиях Николая Федоровича западными художниками: «Шенаваром Н. Ф. заинтересовался в книге Теофиля Готье; потому я выписал для него репродукции картонов Шенавара, Армбрустера, которые он внимательно изучал; но очень не по вкусу пришлась ему Divina Tragedia, картина Шенавара в Люксембургском Музее. Много работал он и над концепциями Корнелиуса» (ОР РГБ. Ф. 657. К. 3. Ед. хр. 3. Л. 108). Запись Кожевникова нуждается в небольшом конкретном комментарии. Книга Т. Готье «L’art moderne» (Р., 1856) («Современное искусство») включала среди прочих работ шесть статей французского критика под общим заглавием «Le Pantéon, peinture murale par Chenavard» («Пантеон, настенная роспись Шенавара»), появившаяся впервые в газете «La Presse» в 1848 г. В них в деталях был представлен шенаваровский проект росписи Пантеона, который разбирает в «Соборе» Федоров. Кожевников выписывает для Федорова и книгу «Paul Chenavard et son oeuvre», réprod. et publ. de F. Armbruster, texte par Abel Peyrouton. Lyon, 1887 («Поль Шенавар и его творчество», публ. и репрод. Ф. Армбрустера, текст Абеля Пейрутона. Лион, 1887). | ||
| + | В статье «Собор» мы сталкиваемся с ярким образцом особой федоровской проективной критики, когда разбор художественного произведения превращается одновременно в проект того, каким оно должно было бы быть, если бы сумело подняться на высоту вселенской христианской задачи. (Такое сотворчество дает интересные результаты: оно раскрывает часто незамечаемые слабости идеала автора, умеет представить произведение как открытую творческую возможность, приглашающую к размышлению и активному сотрудничеству зрителя и читателя.) | ||
| + | Планируемые Федоровым росписи образовательно-поучительного храма-музея, осмысленные заданием дать целостное видение прошлого и будущего, одушевлены идеей синтеза религии, науки и искусства в общем богочеловеческом Деле. | ||
| + | Тем же пафосом синтеза отмечено и его новое видение Вселенского собора как постоянно действующей совокупности всех международных съездов, в которых и духовные, церковные деятели, и светские, представители всех отраслей знания и науки, объединяются в общей цели — исследования и разрешения вопроса о «неродственности» всех видов, от религиозной (расколы, секты, толки), социальной (отношения народов, классов, людей друг к другу) до «неродственного» отношения к нам природы, стихийных природных сил, несущих разрушение, голод, гибель (для чего и необходимо участие естествознания). | ||
| + | Отметим и предложенную в статье оригинальную классификацию религий, основанную на исследовании их связи с бытом народов, их способом пропитания, а также степени близости к «религии совершенства», к религии, какой она «должна быть». | ||
{{примечания}} | {{примечания}} | ||
| − | ; Комментарии [[Гачева Анастасия Георгиевна|А.Г. Гачевой]] при участии С.Г. Семеновой | + | ; Комментарии [[Гачева Анастасия Георгиевна|А.Г. Гачевой]] при участии [[Семенова Светлана Григорьевна|С.Г. Семеновой]] |
{{примечания|group=К.|refs= | {{примечания|group=К.|refs= | ||
<ref name="k1"><sup>1</sup> См. примеч. 61 к III ч. «Записки».</ref> | <ref name="k1"><sup>1</sup> См. примеч. 61 к III ч. «Записки».</ref> | ||
| Строка 597: | Строка 624: | ||
<ref name="k108"><sup>108</sup> В ознаменование тысячелетия кончины <i>св. Мефодия</i> Синод русской православной церкви в своем определении от 21—28 февраля 1885 г. постановил внести в месяцеслов 1885 г. под числом 6 (19) 1885 г. день памяти св. Мефодия, поминать его в молитвах, а также издать его житие и труды.</ref> | <ref name="k108"><sup>108</sup> В ознаменование тысячелетия кончины <i>св. Мефодия</i> Синод русской православной церкви в своем определении от 21—28 февраля 1885 г. постановил внести в месяцеслов 1885 г. под числом 6 (19) 1885 г. день памяти св. Мефодия, поминать его в молитвах, а также издать его житие и труды.</ref> | ||
| − | <ref name="k109"><sup>109</sup> Большая <i>Дамасская мечеть</i> Омейядов, царствующего рода арабских халифов, была воздвигнута в их тогдашней столице в 705—715 гг. по приказу правившего <i>Валида</i> (705—715). <i>Иерусалимская мечеть</i> Куббат-ас-Сахра построена в 688 г. в царствование халифа <i>Аб‑аль‑Малика</i> (646 или 647—705).</ref> | + | <ref name="k109"><sup>109</sup> Большая <i>Дамасская мечеть</i> Омейядов, царствующего рода арабских халифов, была воздвигнута в их тогдашней столице в 705—715 гг. по приказу правившего <i>Валида</i> (705—715). <i>Иерусалимская мечеть</i> Куббат-ас-Сахра построена в 688 г. в царствование халифа {{якорь|1_503_i6}}<i>Аб‑аль‑Малика</i> (646 или 647—705).</ref> |
<ref name="k110"><sup>110</sup> Мф. 3:2.</ref> | <ref name="k110"><sup>110</sup> Мф. 3:2.</ref> | ||
| Строка 673: | Строка 700: | ||
<ref name="k144"><sup>144</sup> <i>Крестопоклонная неделя</i> — третье воскресенье и четвертая неделя Великого поста, связанные с воспоминанием стояния Богоматери у креста Своего распятого Сына. В том переосмыслении христианского годового круга, который производит Федоров, он отводит эту неделю для покаяния городу.</ref> | <ref name="k144"><sup>144</sup> <i>Крестопоклонная неделя</i> — третье воскресенье и четвертая неделя Великого поста, связанные с воспоминанием стояния Богоматери у креста Своего распятого Сына. В том переосмыслении христианского годового круга, который производит Федоров, он отводит эту неделю для покаяния городу.</ref> | ||
}} | }} | ||
| + | [[Категория: I том]] | ||
| + | --> | ||